Канарейка
Шрифт:
30
Взгляды охранников, стороживших городские ворота, мне не понравились сразу. Без объяснения причин наши повозки остановили, всю труппу грубо согнали в одну кучу и окружили кольцом, ощетинившись оружием. Как будто мы какая банда террористов - не меньше.
Барагунд попытался поинтересоваться, в чём, собственно дело, на что было велено сидеть и молчать до прибытия старшего. Разговаривать между собой тоже не дозволили. С немым вопросом выпучила на старшего глаза, в ответ он только недоумённо пожал плечами и красноречиво приложил к губам палец.
Вскоре
– Да они это, точно говорю. Всё по приметам сходится. И труппа бродячая, и девка рыжая. Космы - огонь, я таких сроду не видал. Невозможно перепутать.
Тот подошёл вплотную, заложив руки за спину.
– Ну что, воровка, отбегалась?
– недобро сощурив глаза, процедил сквозь зубы, обращаясь ко мне.
– И вам за укрывательство несдобровать.
– тяжёлый взгляд начальственного господина перекочевал на остальных.
Затем снова вперился в мою переносицу с такой ненавистью, что в какой-то момент даже показалось, что ещё секунда, и мне крепко прилетит в зубы. Но нет, важный сдержался. Страшно хотелось спросить, а чего я там вообще украла-то? Спасибо природному здравому смыслу - тоже не стала испытывать терпение людей, в руках которых сейчас находились. Всё равно ведь не ответят - ясно, как божий день.
Даже не знаю, какое чувство сейчас сильнее кипело во мне: страх или ярость.
Вляпались. И уже даже не надо объяснять, чьими стараниями. Старая карга сыграла на опережение, прислав в столичную жандармерию жалобу с обвинением и "ориентировку". И то верно - чего гоняться за нами по стране, если решить проблему можно гораздо проще. Кому теперь поверят больше - вопрос исключительно риторический.
– Плохо дело.– я с тоской снова посмотрела на Барагунда.
– И всё же, в чём нас обвиняют?
– рискнул спросить он.
– Это вам начальник тюрьмы объяснит. Моё дело - задержать и доставить. Грузите их.
Пока нас, закинув в одну телегу, везли в местные казематы, Барагунд успел шепнуть мне, чтобы не дерзила и ни в чём не сознавалась. В общем, строила из себя овечку. Как скажете - кому охота за здоров живёшь по лицу получать. Сдаётся, здесь за подобными мерами не заржавеет. Кто будет церемониться с воровкой, стырившей из монастыря - святого места, дававшего хлеб и кров, какую-то жутко важную... фигню? А иначе, чего столько пыли?
Только дальше-то что? Это ведь не просто преступление. Это злодеяние против церкви. Боюсь даже подумать, кто сие будет расследовать, судить и во всём разбираться. Хотя... Наивная. О каком разбирательстве речь? Меня, как раз, вообще вряд ли кто слушать станет.
Местные "Кресты" располагались на другой окраине города. Судя по тому, как нас встретили и "разместили" в тюремном заведении, мыслила я в верном направлении, и все опасения вовсе не напрасны.
Начальник - толстый коротышка с кабаньими глазками объявил, что мы, а особенно - я, обвиняемся в преступлении против церкви (ну, как слово в слово и предполагалось),
А когда сопровождающий бугай, ругаясь и бесцеремонно подпихивая в спину, привёл к месту моего заключения, ноги и вовсе подкосились. Не знаю, куда поместили остальных - с виду тюремная площадь была застроена самыми обыкновенными зданиями. И вон то самое большое - у дальней стороны забора - наверняка, как раз для постояльцев. Но лично меня собирались засунуть в самый настоящий каменный мешок. Так ведь и закинули буквально за шиворот! В колодец!
Я больно плюхнулась на твёрдый пол, сверху лязгнула тяжёлая решётка, и навалилась паника. Да что там паника?! Едва не взвыла от ужаса, осознав, что меня действительно отнесли к особой категории преступников, требующих самого позорного обращения и содержания.
Никакого допроса, как такового, не было. Значит кого-то ждут. Вон, хозяин тюрьмы аж сам побежал, очевидно с докладом. Воображение рисовало одну картину страшнее другой. Уже и великая инквизиция встала красочной исторической иллюстрацией, и прочие прелести средневековой судебной системы. И пыточная ведь, наверняка, имеется.
Находиться одной в подобном месте, к тому же совершенно не представляя, что на самом деле произойдёт в ближайшей перспективе, было невыносимо. Я уже и порыдала, и поорала. На столицу опускалась ночь, а за мной так никто и не шёл.
Сознание погружалось в стылое оцепенение. Чтобы не дать себе опуститься на самое дно безысходности, заставила встать и встряхнуться. Растёрла руки, лицо. А поскольку делать больше было решительно нечего, открыла рот и начала петь. Что попало и всё подряд. "Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир рабочих и рабов..." - в том числе.
Где-то далеко послышался шум. Попыталась прислушаться - ничего не поняла и взялась голосить ещё громче.
– Прекрати орать.
– вдруг, раздалось над головой.
– Чего?
– я аж присела от неожиданности.
– Хорош орать, говорю.
– раздражённо пропыхтел сверху тот же голос.
Следом лязгнуло железо и решётка, запиравшая единственный выход из колодца, сдвинулась в сторону. Задев плечо, упала толстая верёвка.
– Хватайся давай.
– последовала команда с воли.
– Эй, ты кто?
– очень вовремя догадалась спросить я.
– Какая разница?! От Барагунда я.
– Чем докажешь?
– на всякий случай поинтересовалась в ответ.
На какой всякий - не понятно. Происходящее казалось диким сном.
– Ты там случайно головой не стукалась?
– на небесно-звёздном фоне нарисовалась мужская голова. Симпатичная. С тёмными, собранными на затылке волосами, вызывающе голубыми глазами и недоумённо задранными над ними бровями.
– Ладно, не рычи.
– мозг начал вставать на место.
А то и в самом деле, пол дня, проведённые в этом жутком каменном мешке, спровоцировали несвоевременную заторможенность. Ежу ведь понятно, что в любой точке вселенной будет приятнее находиться, чем здесь. Ну почти в любой. Ой, всё опять не о том.