Капитали$т. Часть 5. 1991
Шрифт:
В словах Сереги, конечно, доля истины была, и даже немалая… Но…
— Спортсмены — это не безопасность, — ответил я. — Это художественная самодеятельность. Только выглядят грозно. А вопрос все равно придется решать, дело разрастается, недоброжелателей у нас меньше не становится, а времена наступают — сами понимаете… других спецов один хрен не будет. Только такие.
— А мое мнение такое, — сказал Валерик, — безопасностью рано или поздно заниматься придется. Леха прав, спортсмены наши — это не охрана. Но нужно, чтобы этот Василий Иванович с коллегами на коротком поводке сидели, если мы с ними действительно работать будем. Контролировать их нужно, короче. Чтобы им всякая херня в голову
— По поводу контроля — это верно, — согласился я. — Это ты правильно мыслишь, Валер. Я с Мишей Афганцем обговорю подробно этот момент — насколько он их контролировать сможет?
— И, кстати, — мрачно перебил меня Серега, — получается, что в силовом отношении мы полностью от этого Афганца зависим. Не дело! Сегодня-то у вас дружба, а вдруг завтра что не так пойдет?
— Серега, — сказал я, поморщившись, — давай решать проблемы по мере их поступления. — Ты против, короче?
— Воздерживаюсь, — буркнул Серега.
— Ты, Валер? — посмотрел я на Валерика.
— В принципе, не против, — сказал он, — но нужно все подробно пробить об этих людях. А против Афганца я ничего не имею! Бабки с сахарного завода заходят такие… Елки-палки, пацаны! Мы же год назад даже не мечтали о подобном!
— Бабки большие, — согласился Серега. — И расходы большие. И мороки столько, что от этих бабок не успеваешь удовольствия получать! А нахрена бабки, если от них никакого кайфа нет? Нет, я все понимаю, что время золотое стоит, ковать железо нужно, пока горячо… но мне как-то не так это все представлялось!
— Как же тебе это все представлялось? — спросил я, с интересом глядя на Серегу.
— Да хрен знает, — он недоуменно пожал плечами, — как-то думалось, что если у тебя много денег, то никаких напрягов, все в кайф. Сидишь спокойно, отдыхаешь где-то под пальмой! А напрягов столько, сколько у меня в жизни не было!
— Отдыхать на пенсии будем, — отрезал я. — если доживем, конечно.
Суеверный Серега три раза постучал по столу.
Славик, директор сахарного завода, загорелся идеей — зайти на химкомбинат. В своих мечтах он представлял себе что-то вроде концерна, в состав которого бы входило несколько заводов, банк и обширная сеть розничной торговли. Обладая обширными связями, Славик выяснил, на чем делаются главные деньги химкомбината. Оказалось, что на базе комбината было открыто совместное предприятие — советско-венгерское. Минеральные удобрения шли на экспорт за твердую валюту.
— Много кто так делает! — заявил Славик, глаза которого горели в ожидании будущих барышей. — Но они фактически вывозят в пять раз больше, чем декларируют! Понимаете?!
— Что уж непонятного, — усмехнулся я.
Действительно, все было понятно. Экспортеры обязаны сдавать валюту по смешному официальному государственному курсу. И работать только через Внешэкономбанк. Но дельцы с химкомбината этот запрет обошли — большую часть товаров вывозили нелегально, скорее всего, договорившись с контролирующими органами, а значит — могли утаить от продажи государству большую часть валютной выручки.
— А директор совместного предприятия — человек Давида Абхаза! — торжественно объявил Славик. — Прикиньте теперь, какие там бабки! Директор комбината там в доле, само собой! Если получится убрать директора комбината и поставить своего, то эту схему мы тоже себе заберем!
Славик горел энтузиазмом и рвался в бой.
Глава 21
Письма трудящихся с химкомбината в нашу газету обошлись очень недорого. В газете появилась разгромная статья о том, что на предприятии кризис, зарплата у рабочих
Депутаты городского совета, узнав о творящемся в химической промышленности беспределе, и подстрекаемые Борисом Борисовичем, конечно же, возбудились. Было проведено заседание, сказано несколько гневных речей, написан запрос в прокуратуру и даже создана какая-то депутатская комиссия. Борис Борисович, вместе со своими организаторскими способностями, обошелся нам в десять тысяч «зелени». Стоимость порядочной иномарки.
По запросу городского совета возбудилась областная прокуратура. На комбинат была направлена проверка, которая, конечно же, нашла массу интересного — от нарушения финансовой дисциплины до банального воровства. Результатом стало уголовное дело и отстранение директора комбината от должности. Связанные с комбинатом фирмы тоже попали под раздачу — с выемкой документов и арестом счетов. Стоила вся эта прокурорская свистопляска семьдесят пять тысяч долларов, джип «Ниссан» и три трупа. По этому поводу я еще раз встретился с городским прокурором.
Встреча прошла в кафе «Мороженное». Прокурор был сосредоточен и деловит.
— Одним словом, все сложно, — заявил он, напустив на себя серьезный вид. — Пока все по плану. Но…
— Вы мороженного закажите, — посоветовал я. — Здесь пломбир — лучший в городе! От жары — первое дело!
— Чего? Пломбир? — удивился он. — Нет, я сладкое как-то… не очень. В общем, все непросто по вашему делу. Могут быть сложности.
— Мы бабки заплатили. И не только бабки, — напомнил я, выразительно посмотрев на прокурора. Он тут же смешался.
— Нет-нет! Ты не подумай! Шеф если взялся помочь, то сделает все, что сможет! Ему уже предлагали ваши… так сказать, оппоненты. Сильно больше, чем…
— Даже так? — удивился я.
Он горделиво усмехнулся.
— Предлагали. Очень много. Чтобы замять все. Но шеф — кремень! У него свои принципы, если с одной стороной договорился, то с другой — ни-ни! Хоть озолоти его!
— Принципы — это хорошо, — кивнул я. — Только в чем тогда проблема?
— Могут через голову вопрос решить, — сказал прокурор, снизив голос до шепота. — Там столько денег, что… Могут. Если шефу из Москвы позвонят… Сам понимаешь!
— Кто? — спросил я.
— А это уж тебе виднее, — ухмыльнулся прокурор, — кто там фактически руководит…
— Абхаз? — Я вопросительно посмотрел на прокурора, но он только замахал руками.
— Я всех этих кличек и грязных дел не знаю и знать не хочу! Мое дело предупредить — я предупредил. Все! Чтобы у вас потом, сам понимаешь, претензий не было…
— Понял, — кивнул я. — А вот от мороженного вы зря отказались! Мороженное — первый сорт!
Прокурор махнул рукой, подхватил портфель и поспешил к выходу. А я остался доедать пломбир, который был на самом деле очень приличным. А на улице была весна, уже переходящая в лето — какая-то удивительно яркая, красочная, многообещающая! Нет, это время не сплошной мрак, думалось мне. Вот солнце. Вот теплый ветер. Вот тюльпаны на городских клумбах — цветут во всю! И молодежь — пестрая и яркая, демонстративно неформальная, шумная.