Капитан Виноградов
Шрифт:
— Не знаю. Не спрашивал, — слукавил Владимир Александрович, чтобы не расстраивать общего юного друга окончательно.
Тот тоже предпочел замять деликатную тему:
— Наверное, правильно… Езжай, Саныч, домой!
— Борис, ты точно справишься? Спасешь жениха?
— А мне чего? Стой себе, изображай громоотвод — пока она весь яд не выпустит… Дружба — святое дело! Мужская солидарность.
— Кстати, анекдот на эту тему есть…
— Стоп! В следующий раз. — Виноградов ощутил вполне конкретные физиологические
— Ладно, Саныч, дуй! Мы сейчас допьем и тоже снимемся.
— Счастливо. Не обижайтесь!
— Да брось… мне же больше достанется. Может, еще подружка какая-нибудь случайненько…
— Я тебе звякну. Дома будешь?
— Ну, Лелик — куда же я денусь? С подводной лодки?
— С какой лодки?
— Ты что — не слыхал? Прикол! Я расскажу… наливай.
Направляясь к выходу, Виноградов успел услышать начало древнего анекдота в изложении разгулявшегося Бориса.
Куранты на здании Думы отмеряли сколько положено — по-питерски вежливо и с некоторой ленцой. Потом чуть помедлили и добавили еще один удар.
Наверное, в этом был своеобразный шик.
— Одно. За две пятьсот.
— Какое?
— Ну-у… черносмородиновое. Рекомендуете?
— Пожалуйста!
Продавщица передала из рук в руки немного измятый с боков, но прохладно-пружинистый вафельный стаканчик.
— Спасибо.
— Ваши пятьсот… — Девчонка была молодой, наивной, несмотря на прошлогоднюю пылкую любовь с одноклассником, закончившуюся стремительным абортом, поэтому загадала: если покупатель откажется от сдачи, то…
— Не надо! — отмахнулся потенциальный суженый.
Продавщица решила, что больше всего он похож на Ван Дамма. И немного на того парня из «Ист севентин», гитариста — только светло-русый, почти блондин. Хотя постарше… Лет тридцать? Сорок? Она пока еще не очень разбиралась — ют так, навскидку.
— Ка-ак же? Постойте!
Но мужчина уже терялся в толпе, унося с собой самое вкусное в мире мороженое и непоруганную холостяцкую свободу. Казалось, под подошвами его фирменных кроссовок жалобно крошатся трепетные осколки незамысловатого девичьего счастья.
— Коз-злы… — собирательно высказалась продавщица вслед, и выцветшая за лето бахрома рекламного зонтика над ее лотком печально зашевелилась, выражая согласие.
— Девушка-а…
— Чего?
— Мне стаканчик один.
— Вафельный?
— А какие есть?
— Все написано! Вон, перед носом… Очки купите, если неграмотный.
— Как не стыдно! Такая красивая…
— Сами вы…
Это не она грубила — это выпирала, рвалась наружу извечная женская ненависть к не оправдавшему надежд самцу.
— Обзорная экскурсия по городу! Музей восковых фигур,
Продавщице захотелось запустить в мегафон пломбиром.
— …и умеренные цены! Комфортабельный «икарус» уже ждет вас напротив исторического здания Государственной Думы. Прошу, господа!
Зазывала прокашлялся, сплюнул и завелся по-новой:
— Обзорная экскурсия по городу…
А недавний нарушитель девичьего покоя тем временем уже миновал ряженую прислугу Гранд-отеля. Седой суворовский хохолок и щуплую фигурку шефа он приметил издали, но махать руками и голосить не стал.
Он вообще не любил суетиться.
— Добрый день!
— Здравствуй…
Пустых скамеек было несколько, но шеф выбрал ту, что справа:
— Садись.
— Я не опоздал? — мужчина и так знал, что прибыл вовремя, но этикет требовалось соблюсти.
— Все в порядке.
Костюмчик на старике был министерский, пошитый на совесть. Галстук, рубашечка… все как у людей. Привычный трехцветный флажок на лацкане отсутствовал — вот и вся, пожалуй, дань конспирации.
— Слушаю? Зачем звонил?
— Есть некоторые обстоятельства…
— Докладывай!
Мужчина заговорил — четко, заранее обдуманными фразами. Коротко, но так, чтобы профессионалу не пришлось переспрашивать.
— Предложения?
— Возможны, по-моему, следующие варианты…
Они побеседовали еще минут десять. Старик в основном кивал, бережливо расходуя реплики, и со стороны это напоминало экзамен, принимаемый академиком у любимого аспиранта.
— Хорошо. Попробуй… Это все?
— Нужны деньги. В пределах сметы.
— Хм-м… — Старик отвел глаза от толпы скандинавов, рванувших из музейных ворот к родным автобусам. Чувствовалось, что все они безумно рады окончанию обязательной программы и готовы теперь к вольным упражнениям в магазинах и валютных барах.
— Какая все-таки бездуховность! А у нас, смотри — цветы… Идут люди к Пушкину.
Действительно, у бронзовых ног поэта алели тюльпаны.
— Ты-то сам стихи любишь?
— Да, в общем-то… — пожал плечами мужчина. — Так что насчет денег?
С возрастом шеф становился скуповат. Он и раньше был очень аккуратен в тратах, получить с него лишнюю сотню на оперрасходы и в лучшие времена считалось исключительной удачей, но теперь… Впрочем, что за великий человек без маленьких слабостей?
— Что ж поделаешь… Возьми там, сколько нужно. Потом отчитаешься.
— Есть!
— Только не усердствуй. Знаю я вас… Все! Пошел. — Старик неожиданно легко поднялся, придержав за плечо готового тоже встать мужчину:
— Сиди! Посмотри на Александра Сергеевича, о вечном поразмысли…