Капитан Женька. Нелогичные рассказы
Шрифт:
Затем Антонина открывала маленький краник, и красная масса, пузырясь воздушными горошинами, тягуче устремлялась вниз. Бабушка поднимала внука на руки и вручала ему алюминиевую ложку, скрученную и выпрямленную по нескольку раз. Ложку требовалось макать в пол-литровую банку с крупной солью и потом сильно бултыхать ею в стакане.
Ворочая по залу глазами, Женька долго и с наслаждением пил томатный сок. А длинная очередь с умилением смотрела.
– Мужик растет…
6
Вторым фактом проявления к Женьке доброго расположения стал телевизор.
Телевизор назывался «Рекорд». Тогда вообще была мода на рекорды. Но маленький Женька – как и все пацаны во дворе – в этом не разбирался. Для него рекорд – это был большой и тяжелый ящик с толстыми стенками из светлого дерева, покрытого блестящим лаком. Он стоял на высокой тумбочке в углу и занавешивался белой салфеткой, вязанной крючком. Экран у ящика был маленький. Чтобы разглядеть в нем хоть что-то, надо было садиться ближе. Однако именно оттуда показывали кино, что снимало все претензии. Поэтому, если Валька, сын Антонины, звал «смотреть телевизор», никто и не думал отказываться.
В тот день опять собрались у Вальки.
Ребята сидели на подоконнике, на стульях, на диване, либо прямо на деревянном полу. Громко перебивая друг друга они размахивали в необъяснимом восторге руками и обсуждали фильм «Дети капитана Гранта» режиссера Вайнштока. «Самое мировое кино в мире!» – говорил Женька бабушке.
Все были настолько увлечены происходящим на экране, что не услышали, как хлопнула входная дверь. Обернулся лишь Женька. Он по природе был любопытным. Но в тот раз повернулся потому, что сидел дальше всех. Не у телевизора, а в углу, самом ближнем к входу в комнату. Повернул голову, и тут же сильно пожалел, что вообще пришел к Вальке. В проеме стоял муж Антонины – то есть Валькин отец.
Валькин отец был крупный, плотного вида мужчина с заграбастыми и сильными руками – тощий Валька вышел не в породу. Если была нужда перетащить тяжелую мебель, соседи обращались к нему. Однако в подпитии – что не было редкостью – Валькин отец становился буяном. Из-за этого он считался во дворе «шухером» и его было положено бояться. Даже те, кто за глаза живо интересовались, в кого вышел Валька, вслух этого делать не решались.
Когда сговаривались смотреть телевизор, ребята тоже опасались нарваться. Пацаны давно приметили, что как только у Вальки появился телевизор – то есть, на самом деле, у Антонины, – Валька приобрел скверную привычку превращать всех остальных ребят в обязанных себе лично. «В смысле, раз ходишь, так и дружи, как следует», – догадался Женька. Правда, никто не объяснял, как это – «как следует». И он снова догадался самостоятельно: «Конфету, там, или еще чего… »
Чтобы Валька не вильнул, его спросили очень конкретно:
– Где папаша?
И Валька соврал:
– На работе.
Теперь «шухер» появился не вовремя. К тому же сильно не в духе.
– Выметайтесь! – сразу заорал он на пацанов, при этом прибавлял такие слова, которые во дворе знал лишь Коля Бульон.
Пока выметали других, Женька зачем-то вспомнил, как Валькин отец играл за свой цех в футбол. «Футболист он хороший, если даст, так уж улетишь!» – эта мысль родилась в Женькиной голове быстро. Однако дойдя до
Немного постоял.
Потом свел глаза.
Потом узнал Женьку.
А потом отчеканил, будто награждал почетной грамотой. У Коли Бульона таких грамот было видимо-невидимо. Пришпиленные кнопками, они корявым рядком висели на стенке.
– Ты останься…
Вскоре у Женьки тоже появился телевизор.
Женька слышал, как после дорогой покупки, доставленной на санках – дело было зимой, – мама с бабушкой шептались, укрывшись за плотной занавеской.
– Разорила сберкнижку! – как всегда, горячилась Римма Ивановна.
– Хватит ему по людям бегать, – спокойно отвечала ей Нина Алексеевна.
Конечно, Женькин телевизор был не «Рекорд», но тоже хороший – «Енисей». К нему прилагалась 3-цветная пленка. Ее клеили на экран. Такого даже у Антонины не было.
Теперь и к Женьке ходили зрители – Валькина монополия рухнула, – и Нину Алексеевну стали чаще навещать ее подружки. Бабушкины подружки смотрели фигурное катание – в те годы чемпионатам по фигурному катанию не было конца. Когда его показывали, улицы Поселка пустели точно так же, как они пустели потом, в середине 70-х, во времена «Семнадцати мгновений весны» режиссера Лиозновой. Возгласы болельщиц оставили в Женькиной памяти список странных имен: Ондрей Непела, Пегги Флеминг, Диана Таулер, Бернард Форд, Габриэль Зайферт, Белоусова и Протопопов.
Это были легенды времени.
7
Отголосок безотцовщины нежданно явился к Женьке спустя три десятилетия. Случилось это в небольшом поселке на Севере. Заваленный сугробами, по которым вместо улиц петляли узкие тропки, утыканный белыми дымами, стоявшими на крышах свечками, он был олицетворением зачарованного края, звенящего от холода, и совсем не похожим на Поселок Женькиного далекого детства. Взрослый Женька никогда бы сюда не попал, если бы не служебная потребность. Ему надо было в местный Дом малютки.
Узкая деревянная лестница, рассохшаяся от долгой невеселой жизни, – как и весь этот поселок, она была построена еще пленными немцами, – всякий раз подозрительно покряхтывала, когда по ней взбирались на второй этаж или наоборот – спускались вниз. По этой причине завхоз – мужчина с пустым рукавом, заправленным в карман, – давно приставал с ремонтом. Но ремонт с завидным постоянством откладывался.
Женьке об этом рассказывала заведующая, внешне напоминавшая Надежду Константиновну Крупскую с фотографий в пединститутских учебниках. Они остановились, пропуская детей, возвращавшихся с прогулки.
В воздухе висел кислый запах кухни.
Крепко держась за руки, в одинаковых пальто и шапках, стянутых через голову резинкой, дети парами карабкались вверх.
– Так что, маеты хватает, – монотонно продолжила заведующая. – Вы там подскажите, кому следует.
Женька кивнул, обещая подсказать.
Но взгляд его был прикован к малышам.
Один из них задержался и, задрав голову, громко спросил Женьку:
– Дядя, а вы меня любите?
Шедшие сзади, налетели на малыша и тоже задрали головы. Теперь на Женьку смотрели сразу несколько пар вопрошающих глаз.