«Карьера» Русанова. Суть дела
Шрифт:
А вообще эта любовь мне обошлась дорого. Не моя любовь, Володькина! Когда Пигмалион влюбился в статую, человечество не пострадало, больше того — человечество получило отличную пьесу Шоу, а Малый театр хорошие сборы. Но что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Влюбился Шувалов, ипохондрик, и пострадали сразу двое — я и Шлендер. Володька меня обогнал. Это была глупо, это было невероятно, но это случилось, и теперь доктору предстоит расплачиваться. Он долго топал на меня ногами, потом сказал, что эта
С Володькой я дрался честно, но он совершил чудо. Отменный шофер Русанов играл с ним, как хотел, плюнул на все законы физики, вскарабкался на террасу — там дорога в полтора раза короче,— глядь, а Шувалов тут как тут, десятую ездку делает! И это как раз в тот момент, когда я великодушно решил проиграть ему розу. Ну, держись! Ты всерьез, и я всерьез!.. А хитрый рязанский мужик тем временем наварил станины и стал загружать на два кубика больше. Я смирился — мне амбиция не позволила заниматься эпигонством.
Словом, я снимаю шляпу. А все из-за розочки в синей кастрюле! Все из-за девочки в белом переднике! Володя влюбился в десятиклассницу, и я снимаю шляпу вторично…
Сегодня подошел срок расплаты. У девы день рождения, у Володи с утра все валится из рук. Самое трогательное, что они даже не знакомы! Тайные осведомители достают ему фотографии, оповещают о дне рождения. И это Володя Шувалов, которым можно забивать сваи!.. Человечество, будь спокойно! Пока по земле ходят такие вот лопоухие Тристаны в кирзовых сапогах, ничего плохого не произойдет…»
В окно постучали.
— Эй! — крикнул Володя. — Я готов!
— Я тоже! Сей момент…
Геннадий захлопнул тетрадь, на обложке которой было написано «Карьера Русанова», сунул ее в стол и вышел.
— Ты не дрейфь! — сказал он нарядному Володе. — Держись фертом. И не напейся, смотри, на именинах. Это неприлично.
— Меня никто не приглашал, Гена. Что ты, в самом деле… Отдам цветы — и амба!
— Хм… А с лестницы тебя не спустят?
Они приехали в районный центр на попутной машине и застали Аркадия Семеновича за набиванием папирос. Он молча смотрел, как два дюжих молодца держат в руках хрупкий цветок, же зная, как его поудобнее взять, и лишь когда они направились к дверям, вмешался:
— Вы что, в уме? Она же замерзнет! Бегите кто-нибудь за такси.
Когда они уже сидели в машине, началось неожиданное.
Володя сказал:
— Слушай, Генка, я не могу.
— Чего не можешь?
— Ну, не могу я к ней ехать. Понимаешь? Не умею.
— Ну и не езди.
Володя молчал.
— Ах ты, боже мой! — вздохнул Геннадий. — Вот еще чадушко же мою голову! Такую розу увели, можно сказать, и выходит даром? Что же теперь, прикажешь мне самому к ней явиться?
— Да, — сказал Володя.
— Что-о?!
Дверь была незаперта. Геннадий вошел в переднюю и увидел Люсю. Совсем еще ребенок. Глаза большие, удивленные.
— Здравствуйте, — сказал Геннадий.
— Здравствуйте… Ой, какая прелесть! Что это?
— Это роза.
— Я вижу, — рассмеялась она. — А кому?
— Вам, конечно. Кому же еще?.. Мой товарищ поздравляет вас с днем рождения и просит принять вот эту чайную розу.
— Ваш товарищ? А сам он не мог прийти?
— Нет. Он боится.
Глаза у Люси сделались сердитыми.
— И правильно боится… Передайте ему, что он мне надоел! Ходит и ходит следом, как тень. Сколько можно? Надо мной все смеются, честное слово, а я даже не знаю, как его зовут. Смешно…
— Его зовут Володя. Запомните… И еще запомните, милая девочка, что людей, которые вот так, как вы, смеются над любовью, ждет очень скучная и пакостная жизнь. Понимаете? Возьмите розы и поставьте их на самое видное место, а когда они завянут, засушите лепесток на память. Не бойтесь быть сентиментальной… Кто знает, будут ли вас еще когда-нибудь любить. Это бывает не часто.
— Зачем вы так говорите?
Она смотрела на него растерянно.
— Затем, что я старше вас.
— Но что ему надо?
— Ему ничего не надо. Он дарит вам цветы.
— Тогда… Зачем все это? Не понимаю.
— Очень жаль. Вы говорите — что ему надо? Ничего. Он вас любит, вы его нет; он счастлив тем, что умеет любить, а вы даже не знаете, что это такое… Вот и решайте, кому что надо. Простите, что оторвал вас от гостей…
Из комнаты выглянул старший автоинспектор Самохин. «Отец, что ли? — подумал Геннадий. — Еще не хватало…»
— Люся, ты что тут делаешь?
— Я сейчас, папа.
Геннадий кивнул головой и вышел.
— Одну минутку, молодой человек, — сказал Самохин, выходя вслед за ним. — Я вас, между прочим, знаю.
— Я вас тоже.
— Не думал, что вы после этого будете на ногах. Очень крепко вас тогда разделали… Крови было, как будто кабана зарезали… И вот что, молодой человек, давайте больше сюда не ходить.
— Почему?
— Потому, что я отец.
— Очень приятно.
— Кому приятно, кому нет. Понял? Спущу с лестницы, если еще хоть раз увижу. Тут тебе не это самое…
— Болван, — сказал Геннадий.
— Что-о?!
— Дурак, говорю. Удивительный дурак.
— Ты что?! — задохнулся Самохин. — Ты с кем говоришь?!
— Замолчите, автоинспектор. Чего разорались? Приятно вам будет, если соседи услышат, как я вас дураком называю? То-то же…
— Да я!..
Геннадий выскочил на улицу, расхохотался. Ну, вояка! Хотя кому приятно видеть, как в дом приходят всякие мазурики? Подобрал он меня не в английском клубе…
Володя сидел за домом на лавочке.