«Карьера» Русанова. Суть дела

Васильев Юрий Вячеславович

Помнится, в прошлом году на Курилах ему тоже выдалась такая вот светлая неделя. Проснулся однажды на удивление тихий, свежий, словно в бане побывал и квасом отпился. Долго лежал и думал — с чего бы? Откуда такое благолепие? Вспомнил — дали ему самосвал, новый, только-только обкатанный, и он в первый же день трем лучшим шоферам носы утер. Подумал удивленно — ну и что? Велика ли радость? Потом решил, что велика — он человек азартный. Игрок…

А потом случилась глупость. Смешно вспомнить — в нем заговорила порядочность. Отрыжка воспитания. Делал двадцать ездок, заглянул к учетчику — там двадцать две. Откуда? Мужик морщится.

«Видишь, говорит, какая штука. Ребята свои, работаем третий год, карьер, сам видишь, не асфальт, вот немного и прибавляем. И тебе нельзя не прибавить, ты пока лучше всех идешь, конфуз получится, если у тебя меньше будет, чем у других…»

Как он был смешон в тот день! Махал руками, обличал, доказывал. Он вывел шкурников на чистую воду, его благодарили, а через неделю он вылетел из гаража с таким треском, с каким не вылетал еще ни разу. Ему преподали наглядный урок — хочешь быть принципиальным — пиши в стенгазету о том, что начальник недостаточно вежливо здоровается с уборщицей, а будешь лезть к нам в карман — убьем! Тем более, что бить его было проще простого. Пил? Куда денешься — пил… Копнули глубже — мамочки мои! Откуда Русанов попал в гараж? Из вытрезвителя… А перед этим — пятнадцать суток. А еще перед этим — драка на рыбозаводе. В газете фельетон был? Целых два. Один даже в стихах…

Рабочий день подходил к концу. Геннадий немного задержался на трассе, и, когда вернулся, в гараже почти никого не было. Только в самом конце пролета стоял лесовоз Дронова, а вокруг него ходил какой-то нескладный дядя. В нем Геннадий узнал соседа.

— Поговорили, Дмитрий Карпович, и все, — услышал Геннадий спокойный голос Дронова. — Я согласен — пусть я шкурник и захребетник, но оплата у нас по труду, и труд, выходит, по оплате.

— Так ведь на полчаса всего дел-то! Ты пойми, трубы перемерзнут, магистраль лопнет. Тогда что?

— Да хоть что. У меня принцип.

— Принцип? Ох ж сволочь ты!

Он сплюнул и пошел к дверям, но, заметив Геннадия, остановился.

— Слушай, у тебя тоже принцип? Или у тебя совесть? — голос его дрожал, довел-таки Дронов старика. — Нужно десяток труб на второе прорабство подкинуть, авария там, рабочие сидят… Ей-богу, десять минут всего! Ну, полчаса…

— Трубы далеко?

— Да нет, какой далеко? Рядом.

— Садитесь, — сказал Геннадий.

Подошел Дронов, стукнул ногой по баллону.

— Скат у тебя хреновый.

— Иди, иди, — не выдержал старик. — Иди, ради господа бога!

— Сдурел, что ли? — сказал Геннадий Дронову.

— Блаженных не уважаю, — буркнул Дронов.

Геннадий быстро управился с трубами и поехал обратно. Начинало темнеть. У поворота на зимник из-под обрыва валил густой дым. «Старые баллоны жгут, — подумал он. — Только почему так далеко?» И вдруг увидел: внизу горела машина…

18

Следствие шло всего третий день, а Геннадию казалось — год. Он сидел на жестком диване, смотрел на следователя и думал:

Интересно, как он ведет себя дома? Вот, скажем, пришла жена с рынка, купила мясо. Почем? У кого брала? Рябая тетка продавала? В синем платке? Знаю, как же. Штрафовал ее в прошлом году. Сны ему, должно быть, тоже снятся нехорошие, тягучие, с матерщиной…

— Ну что, Русанов, так вот и будем в кошки-мышки играть?

— Мне повторить еще раз?

— Нет, повторять

не надо, я твои сказки на память выучил, Шофер ты грамотный, неужели не понимаешь — экспертиза против тебя, инспектор Самохин — человек опытный, его не проведешь. Следы на левой стороне дороги твои, вмятина на крыле свежая, водку ты пил на прорабстве. Ну? Разве не так?

— Не пил я ничего.

— Как же не пил, когда пил? Самохин сам видел.

— Не мог он видеть.

— Мог, раз говорит. Зашел ты с приятелем в магазин, взял бутылку вина и выпил прямо у прилавка. Было? Самохин не знал, что ты шофером работаешь, не пригляделся еще, зато он тебя по другим делам хорошо помнит. И я помню. Вот ведь как.

Геннадий молчал. Он смотрел, как следователь точит карандаши: зачинит, поставит в стакан, полюбуется и берет другой. Ты меня помнишь. Еще бы! Приходил в больницу тихий такой, просительный, в белом халате. Говорить тебе со мной громко не разрешали. Куда девались Рябой и Японец? А кто их знает, куда они девались. Пропали. В воду канули… Геннадию тогда было даже немного жаль следователя — трудится человек, трудится, и все без толку. Еще неприятности по работе будут.

— Значит, в магазине ты пил…

— Воду я пил.

— Ладно, не темни. Экспертиза была? Была. Что показала? Опьянение третьей степени.

— Дома выпил. Пришел и выпил. Сосед подтвердить может.

— Ну вот, сосед. Он же тебя и поил за услугу.

Следователь был человек терпеливый и добрый, но все это ему успело надоесть. Скоро на пенсию выходить, на покой, и вот такая белиберда. Хоть бы дело стоящее напоследок. Все ясно, можно в суд передавать. Шофер Русанов после работы решил подкалымить, поехал на второе прорабство, выпил там и на обратном пути вследствие опьянения заехал на левую сторону дороги. В результате — дорожное происшествие. На место выехал Самохин и установил, что ехавший навстречу Демин был вынужден круто повернуть влево, задел Русанова. Не смог удержать руль, машина упала с обрыва и загорелась.

— Эх, Русанов, Русанов, — сказал он. — Нехорошо. Подумай, что получается — человека ты не бросил, вытащил из беды, все верно, зачтут тебе это, а дальше? Товарища своего подвел под аварию и запираешься? Суд выяснит.

— Выяснит.

— Ты подожди, слушай. На тебя Демин молиться должен. Так? Ты жизнью рисковал, а его выволок. И что получается — в большом ты, можно сказать, вел себя как герой, а в малом товарищу гадость делаешь.

«Ну, иезуит, ну, прохвост! Хорошо тебя учили. Умеешь. Лазейку ищешь, подход особый, на эмоциях играешь… Да что же, в самом деле, ведь это фарс какой-то, комедия! Встать сейчас, сказать, что все они дохлые сволочи, что ему плевать… Дать бы тебе раз по темени вот этим пресс-папье, чтобы дух вон!..»

— Дайте закурить.

Следователь пододвинул пачку. В голове зашумело. Две недели не курил. Здоровье берег, хрипов в легких испугался… Ну-ну… Интересно, как оно дальше будет. Везучий ты парень, Гена…

— Опять мы с тобой в тупик зашли, — сказал следователь устало. — Может, еще одну очную ставку с Деминым устроить?

— Насмотрелся я на него. Хватит… Скажите, сколько мне дадут, если я признаюсь?

— Вот это деловой разговор! Ну, сколько? Как повернется… Учитывая, что ты человека спас, не больше года условно. Права, конечно, отберут на время. Тут никуда не денешься… Ну что, будем протокол писать?