Карта и территория (La carte et le territoire)
Шрифт:
Жаслен аккуратно припарковал свой «мерседес» перед длинным домом. Джед вышел и, поежившись от холода, вспомнил свое первое посещение и пса, который радостно скакал вокруг него, но, вообразив отрубленную голову пса и отрубленную голову его хозяина, тут же осознал всю чудовищность преступления и мимолетно пожалел, что приехал, но взял себя в руки, потому что хотел быть полезным, всю свою жизнь он хотел быть полезным, и, с тех пор как он разбогател, это желание только усилилось. И вот сейчас ему подвернулась возможность быть полезным, ну да, он мог помочь поймать и устранить убийцу, он мог, кроме всего прочего, помочь мрачному и отчаявшемуся пожилому
Отлично они тут все отдраили, не мог не признать Жаслен, входя в гостиную, и представил себе, как его коллеги собирают, по одному, фрагменты тела, разбросанные по месту преступления. На ковролине не осталось даже следов крови, лишь в нескольких местах белели протертые пятна. А так дом тоже совсем не изменился, он сразу заметил, что вся мебель стоит на своих местах. Жаслен сел на диван, стараясь не смотреть на Джеда. Свидетеля надо оставить в покое, не тормозить его спонтанные реакции, не сдерживать его эмоции и интуитивные догадки, если таковые возникнут, и быть полностью в его распоряжении, чтобы и он, в свою очередь, смог ответить тем же.
И точно, Джед направился в одну из комнат, судя по всему, намереваясь обойти весь дом. Жаслен пожалел, что не взял с собой Фербера: тот был чутким человеком, чутким полицейским, он бы уж сообразил, как подступиться к художнику, тогда как он сам – всего-навсего обычный служака не первой молодости, страстно любящий свою стареющую жену и песика-импотента.
Джед продолжал бродить из комнаты в комнату, неизменно возвращаясь в гостиную и уходя с головой в изучение книг на полках, подбор которых удивил и впечатлил его даже больше, чем в первый раз. Потом он остановился перед Жасленом, тот почему-то вздрогнул и тут же вскочил.
При этом в позе Джеда не было ровным счетом ничего тревожного; он стоял сцепив руки за спиной, как школьник, вызванный к доске.
– Исчезла моя картина, – сказал он наконец.
– Ваша картина? Какая картина? – лихорадочно спросил Жаслен, отдавая себе отчет, что ему следовало бы знать какая, ему следовало бы по идее это знать, нет, он явно уже мышей не ловит. Его трясло, как в ознобе, возможно, у него начинался грипп или еще что похлеще.
– Я написал его портрет. И подарил ему. Его нет. Жаслен не сразу осознал эту информацию, шарики и ролики в его мозгу крутились на малых оборотах, ему становилось все хуже и хуже, он смертельно устал, это дело выпило из него все соки, и ему понадобилось невероятное количество времени, чтобы задать самый важный и единственно верный вопрос:
– Он дорого стоил?
– Да, немало, – ответил Джед.
– Сколько?
Джед задумался, прежде чем ответить:
– В настоящий момент цены на меня растут, хотя и не очень быстро. Полагаю, девятьсот тысяч евро.
– Что? Что вы сказали? – Жаслен почти кричал.
– Девятьсот тысяч евро.
Жаслен рухнул обратно на диван и застыл в полной прострации, время от времени бормоча что-то неразборчивое.
– Я вам помог? – нерешительно спросил Джед.
– Дело раскрыто. – В его голосе слышалось страшное уныние и печаль. – Убивают и за пятьдесят, и за десять тысяч евро, иногда за тысячу. А уж за девятьсот…
Вскоре они отправились назад в Париж. Жаслен попросил Джеда сесть за руль, он неважно себя чувствовал. Они припарковались в той же зоне отдыха, что и по пути сюда. Без каких-либо явных причин бело-красная лента огораживала несколько столиков –
– Глядя на вас, я проголодался, – сообщил он. Купив врап из тонкой лепешки по-провансальски, он налил себе третий стакан. В эту минуту из автобуса высыпали гурьбой испанские подростки и, громко болтая, ввалились в кафе; девочки были перевозбуждены и почему-то беспрестанно визжали, видно, гормоны разыгрались. Судя по всему, это была школьная экскурсия и они, естественно, посетили Лувр, Бобур и тому подобное. Жаслен вздрогнул при мысли, что он тоже мог бы быть в настоящее время отцом такого вот подростка.
– Вы сказали, что дело раскрыто, – заметил Джед. – Но вы же не нашли убийцу.
Тогда Жаслен объяснил ему, что кража произведений искусства весьма специфическая область, которой занимается специальное учреждение, Управление по борьбе с незаконным оборотом предметов искусства и культурных ценностей. Само собой, дело у них не заберут, прежде всего, речь идет все-таки об убийстве, но теперь именно Управление сможет совершить прорыв в расследовании. Мало кто знает, где находятся произведения из частных коллекций, и уж совсем немногие могут позволить себе приобрести картину за миллион евро; во всем мире таких людей найдется тысяч десять, не более.
– Полагаю, вы сможете точно описать картину.
– Разумеется; у меня полно ее фотографий.
Его картину немедленно внесут в TREIMA, компьютеризованную систему учета похищенных культурных ценностей, – любая сделка, превышающая пятьдесят тысяч евро, обязательно пробивается по ее базе данных; санкции в случае несоблюдения этого правила весьма суровы, подчеркнул он, таким образом, перепродажа указанных произведений искусства становится все проблематичнее. Конечно, замаскировать кражу под ритуальное убийство – гениальная идея, и не вмешайся Джед, они так бы и не сдвинулись с места. Но теперь дело примет совсем иной оборот. Рано или поздно портрет появится на рынке, и им не составит никакого труда распутать этот клубок.
– И все же вид у вас не очень довольный, – улыбнулся Джед.
– Вы правы, – признал Жаслен, приканчивая бутылку. – Поначалу в этой истории, хоть и чудовищной, все-таки угадывалась некая оригинальность. Можно было вообразить, что мы имеем дело с убийством из ревности, с приступом религиозного безумия, ну и так далее. И слишком обидно натолкнуться в итоге на самый банальный, самый распространенный мотив преступлений: деньги.
В будущем году он отметит тридцать лет службы в полиции. Сколько раз за это время сталкивался он с преступлениями, не имеющими отношения к деньгам? Их можно пересчитать по пальцам одной руки. Оно и лучше, наверное, ибо такая статистика доказывает, что абсолютное зло в человеке – редкость. Но сегодня вечером, сам не зная почему, он был удручен этим обстоятельством.