Каторжанин

Башибузук Александр

Ну что тут скажешь. Хреновый из меня психолог. Не получилось, ну и не надо. Эх, мне бы сейчас хотя бы десятка два десятка арбалетчиков или лучников. Ни один косоглазый не ушел бы!

Абсурдность желания заставила вслух ответить себе самому.

— Совсем сбрендил, ты еще татаро-монголов или конных рыцарей с копьями закажи, идиот.

После чего, еще раз чертыхнувшись, принялся обдумывать план. На ночь глядя идти япошкам навстречу — полный идиотизм — заплутаю, как пить дать, или проскочу мимо. Остается только принять их здесь, а потом, на отходе, отстреливать по одному. В Заамурье, подобным образом, один из матерых хунхузов почти

весь разъезд стражников повалил. И ушел бы с концами, если бы не попал под случайную пулю. Ладно, посмотрим.

Пока думал, чтобы не терять время и занять себе, взял одну из солдатских японских портупей и принялся вкладывать обоймы в подсумки. Впереди два, по тридцать патронов, сзади один, но больше размером, в нем три отделения по двадцать. Но в него я положил всего четыре обоймы. Сотни выстрелов, должно с головой хватить. Больше тяжеловато будет таскать на себе, еще эти надо успеть отстрелять. А если что, в дело пойдут револьвер и шашка. Так сказать, для последнего и решительного. Ну а как по-другому. На том и стоим. Тьфу ты, как пафосно. Ну да ладно, пафосно — это не стыдно. Совсем хреново, когда перед самим собой стыдно. Это вообще последнее дело.

Неожиданно позади послышались тихие шаги. Я обернулся и увидел Майю, она уже стояла в двери сенника.

— Вы не измените свое решение, Александр Христианович? — тихо поинтересовалась девушка.

— Рад бы, да не могу, — я виновато улыбнулся. — Но вы не переживайте, я знаю, что делаю. Все получится.

— Точно так же улыбался мой отец, — вдруг призналась Майя. — Вы очень похожи на него. Не внешне, только улыбкой и глазами, а еще своим вежливым упрямством, — девушка замолчала, словно решаясь на что-то, а затем мягко сказала. — Пожалуйста, идемте со мной, у меня есть кое-что для вас…

Я молча встал и пошлел за ней.

Майя привела меня в каморку, к которой ночевала с Мадиной.

В маленькой, по-спартански обставленной комнатушке, стояло две самодельные кровати, аккуратно, застеленные потертыми шерстяными одеялами. Над правой, на гвоздиках, вбитых в стену, висела винтовка «монтекристо» и небольшой лук с колчаном, а рядом с тощей подушкой лежал плюшевый одноглазый медведь. Над левой — Майин винчестер и изящный бюксфлинт, явно штучной работы.

А вот по центру, было устроено что-то вроде импровизированного алтаря. На полке лежали разные предметы обихода и разные безделушки и стояла ваза со свежими цветами. А над ней висела черно-белая фотография в рамке, на которой были запечатлены мужчина и женщина. Мужчина, широкоплечий бородач, в длиннополом сюртуке — сидел на венском стуле, а женщина, удивительно похожая на Майю, молодая величавая красавица, в кавказском национальном женском наряде, стояла рядом, положив руку на плечо мужчине.

— Это отец с матерью… — тихо прокомментировала Майя.

— Мама…

— Отец русский, а мама осетинка, — упредила вопрос девушка.

— Довольно редкий союз… — непонятно зачем, я хотел добавить «в это время», но вовремя удержался.

Майя кивнула.

— Редкий, да. Отец почти насильно увез маму в Санкт-Петербург, чем спас ей жизнь. К тому времени весь наш род истребили из-за кровной вражды, маме тоже грозила смерть. А Петербурге они поженились, появилась я, а потом… — Майя запнулась, — а потом, мама случайно встретила одного из своих кровников и не задумываясь убила прямо на улице — она всегда носила с собой оружие. Был суд, отец нанял самых лучших адвокатов, но ничего не помогло —

убитый был князем и находился в прекрасных отношениях с царской семьей. Маме дали пятнадцать лет каторги и этапировали на Сахалин. Отец забрал меня и приехал сюда, так как по закону, маму должны были выпустить на вольное поселение по приезду родственников. Все так и случилось, затем уже здесь родилась Мадина. Но мама уже была больна чахоткой и вскоре умерла. Папа пережил ее всего на два года — и мы остались одни. Но выжили: я уже была взрослая, к тому же отец лечил туземцев, и они взяли опеку над нами. Вот и вся история…

— Сочувствую вам… — с трудом выдавил я из себя. История сестер неожиданно сильно тронула меня. Теперь понятно, почему из старшей даже улыбки не выжмешь. Черт… представляю сколько они натерпелись.

— Благодарю, вас, Александр Христианович, — через небольшую паузу ответила Майя. — Но мы здесь не для изъявления сочувствия.

Она сняла с шеи ключ и открыла крышку большого окованного металлическими полосами сундука, стоявшего рядом с алтарем.

— Папа очень любил оружие… — голос Майи снова дрогнул. — При этом был заядлым путешественником и охотником. Мы решили…

Я вдруг обнаружил, что в каморке появилась Мадина.

— Мы решили… — повторила девушка. — Что все это теперь может пригодится вам.

— Но… — я попробовал возразить. Честно говоря, такой подарок, особенно в условиях Сахалина, был на настоящему царским.

— Папа согласился бы с нами, — безапелляционно отрезала Майя. — У нас остается много всего, отец обеспечил нас всем необходимым, а эти вещи теперь ваши.

Мадина закивала, соглашаясь с сестрой и обращаясь ко мне, приложила руку к сердцу.

— Благодарю вас…

— Не стоит благодарностей, Александр Христианович. Вы разбирайтесь, а нам надо собираться. Патроны в отдельном ящике, вот здесь, — Майя взяла за руку Мадину и вышла из комнаты.

Я немного постоял, попробовал вытащить сундук из комнаты, не смог — он оказался очень тяжелым и вышел позвать на помощь кого-то из айнов.

И неожиданно наткнулся на очень живописную сценку.

Староста с гневной рожей, что-то выговаривал своим соплеменникам, а они, таращились по сторонам и похоже, даже не собирались внимать своему вождю.

Как только я вышел из избы, они разом потеряли его из виду и дружно шагнули ко мне. Вождь обреченно покачал головой, зачем-то сильно дернул себя за бородищу и тоже подошел.

Из последующего объяснения, я понял, что… что вся эта косматая братия собралась воевать со мной против японцев.

Н-да… Получается не зря я устраивал психологические этюды. Ну что же, отказываться не собираюсь.

Като, так звали староста, потеряв надежду удержать соплеменников, стал апеллировать к тому, что хоть кто-то должен будет сопровождать караван.

Произошло бурное обсуждение, никто не хотел оставаться, но потом присоединилась Майя и айны живо присмирели. По итого я отобрал пять человек: мужа роженицы, ее трех братьев и дядю, а также того самого дозорного, который прохлопал косоглазых.

Затем выстроил бородачей по ранжиру и произвел смотр личного состава.

Все они были вооружены; кроме длинных ножей за поясом, у каждого имелась в наличии винтовка, правда, потрясающе архаичной конструкции. У двоих капсульные фузеи, у третьего древняя однозарядка Снайдера, у четвертого — японский карамультук системы Мурата. И лишь побитый караульный щеголял новенькой Берданкой.