Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов
Шрифт:
И, заломив над головой руки, рыдая, вскричала княгиня:
– О, муж мой возлюбленный! Где ты, где ты? Носит ли еще тебя твой конь боевой, или пули гяуров пробили твое тело и валяется оно в степи и коршуны пир свой справляют над ним?
Упала на землю она и забилась, рыдая.
Запечалился хан и, взяв руку княгини, сказал:
– Не терзай прежде времени своего сердца, тоской не омрачай душу свою: я верю, Бог сохранит жизнь князя. Будь ты моей сестрой названной, поедем ко мне в аул, а тем временем муж твой отыщется…
А княгиня рыдала.
– О,
И ее тоска передалась хану, и камень лежал на сердце его…
Посадил он княгиню на коня, тронулся в путь, а когда прибыл домой, своим женам сказал:
– Вот жена моего друга, которого большое несчастье постигло. Она – сестра моя названная, пусть и вам будет сестрой.
Заботливо отнеслись жены хана к княгине, утешали ее, а она, тоскуя, плакала.
Хан устраивал пиры и соколиные охоты, чтобы развлечь княгиню. На одном пиру она увидела ханского племянника, молодого и статного юношу Берды-Бия… Нечаянно посмотрела на него, он глянул на нее, и взоры их встретились, и сама княгиня не знала, отчего у нее так радостно сердце забилось и вспыхнули щеки.
А потом случилось то, что всегда случается, когда сердце бьет радостную тревогу: встречаться стала чаще княгиня с Берды-Бием, и оба они молчали, а щеки их то бледнели, то вспыхивали. Потом, как только ночь опускалась на землю, степь засыпала, а высоко в небе загорались золотые Божии огни, княгиня крадучись уходила в степь, за песчаные бугры, где по берегу ручья лесок рос.
И там под старой ольхой ждал ее Берды-Бий…
И был он для нее весной жизни, утренним лучом и песней красивой, и пила она из чаши любви опьяняющий напиток, забывая все на свете. И ветер ночной шептал ей ласки, а золотые огни вверху вспыхивали ярче.
Тайной была любовь княгини и Берды-Бия, но для хана она не была тайной: у него было много глаз, много ушей, и видели эти глаза все, что делается в самую темную ночь, а уши слышали самые сокровенные слова.
Удивлялся хан, глазам и ушам своим не верил, потом сам убедился, что не лгут они.
– Ничего не понимаю, – проговорил он и вспомнил ту ночь, когда он, подобно безумцу, в спальню княгини пробрался, а рука его сама потянулась к голове, потрогала заросший шрам.
И выбрал он время, наедине княгине сказал:
– Сестра, я знаю – ты полюбила Берды-Бия…
Побледнела княгиня, губы ее что-то невнятно зашептали, потом заплакала она, заговорила, и жалобой была ее речь.
– Хан, брат мой названный, – проговорила она, – ты правду сказал: я люблю Берды-Бия, я не могу не любить его, потому что сердце мое просит любви… Я одна, и в тоске проходит моя молодость, щеки мои вянут, глаза блеск свой теряют…
– А мужа разве ты уж не любишь? – спросил хан.
– Где мой муж? – воскликнула княгиня. – Его нет со мной, от него только тень осталась, а разве можно любить тень? Мой муж – Берды-Бий…
Подумал хан.
– Сестра, – сказал хан, – подожди еще месяц: если за это время князь не приедет ко мне, ты будешь женой Берды-Бия,
– Месяц – время не малое, – вздохнула княгиня.
– Я так хочу, сестра, – сказал хан.
И в знак согласия покорно голову склонила княгиня…
Князь Асламбек еще в пути с набега узнал, что аул его сожжен, жители одни перебиты, другие разбежались, а княгиня пропала бесследно.
И дружина распалась его, и остался он один на свете. Затосковал он по княгине, поехал искать ее. Побывал в Кабарде, Осетии, Чечне и Дагестане, и не было нигде даже слуха о княгине, и сильнее охватила его тоска.
И вспомнил он о хане.
«Поеду к нему, отдохну немного», – подумал он и поехал в ногайские степи.
Был конь его изморен, и ехать долго пришлось.
В улусе разыскал двор хана, был встречен прислугой и отведен в кунацкую.
Хан был в степи на охоте и только вечером домой вернулся, заглянул в кунацкую и вида не показал, что князя узнал, обычное приветствие проговорил и ушел.
И князь глубоко огорчился.
«Вот как помнят друзей, – подумал он. – Зачем же я приехал сюда?»
А хан тем временем распорядился отправить княгиню с одной из своих жен в дальний улус и приказал жить им там безвыездно.
На другой день хан даже не заглянул в кунацкую, а как наступила ночь, приказал слуге внести в нее богатую одежду, для князя приготовленную. Потом сам следом вошел, обнял князя, сказал:
– Надень, князь, эту одежду, и я объявлю народу, что ко мне лучший друг приехал.
И когда князь оделся, хан стал расспрашивать о его жизни.
– Моя жизнь печальна, – отвечал князь и рассказал то, что уже было известно хану.
И выслушав его, хан сказал:
– Твое несчастье велико, но ты не отчаивайся: наживешь богатство, будет и жена у тебя.
На другой день хан пир большой устроил, который длился три дня и закончился соколиной охотой.
Прошло еще немного времени, и увидел он, что по-прежнему молчалив и печален князь, и сказал он ему:
– Я вижу, друг мой, что тоскуешь ты по княгине. Но ее нет, быть может, в живых. Поищем тебе молодую жену… Пойдем, покажу я тебе девушку.
И показал он князю красивую девушку, дочь небогатого отца, и понравилась князю она.
– Девушка напоминает мне жену мою, – сказал он.
– О, я очень, очень рад, что она понравилась тебе! – воскликнул весело хан. – И пусть она будет твоей женой.
– Но, – возразил князь, – я не могу уплатить калым.
– Об этом не беспокойся, – засмеялся хан, – я улажу дело.
И в тот же день девушка вошла в саклю, которую хан для князя отвел.
Князь ночью пришел к девушке и застал ее в слезах.
– О чем плачешь? – спросил он ее.
И отвечала девушка:
– О том я плачу, что жизнь моя пропала. Я люблю не тебя, а другого человека, но он беден и не мог уплатить калыма. Хан же соблазнил моего отца богатым подарком, и вот я стану женой человека, которого впервые вижу и которого любить не могу, и в тоске увянет моя молодость.