Кавказская пленница

Иванов Виктор

И, уже повеселев от пришедшего в голову каламбура, изрек:

— Вы сюда приехали, чтобы записывать сказки, пони­маете ли. А мы здесь работаем, чтобы сказку сделать бы­лью, понимаете ли. Ха-ха-ха.

Тут кто-то постучал в дверь.

— Да, войдите! — бросил Шурик через плечо.

Дверь открылась, и в ней показалась спина администра­тора. Он, пятясь, зашел в комнату и, закрыв ногой дверь, повернулся, улыбаясь во весь рот.

— Я тост принес!

В руках он держал поднос, на котором стояли три бу­тылки вина

и три высоких стакана из тонкого стекла.

Когда Шурик это увидел, у него непроизвольно подко­сились ноги, а желудок подскочил к самому горлу. Он жалобно застонал.

Саахов в недоумении посмотрел на улыбающегося ад­министратора, потом на Шурика и участливо спросил:

— Что, плохо, да?

Шурик закрыл глаза и утвердительно закивал головой:

— Да.

Саахов укоризненно посмотрел на пришедшего.

— Ты что принес? Что ты себе позволяешь, слушай?

Администратор немного растерянно, но так же сча­стливо улыбаясь, доложил:

— Как вы и просили, в трех экземплярах,— и он с уми­лением обвел взглядом содержимое подноса.— Вот.

* * *

У окна во всю стену, открывавшего дивный вид на горные хребты Кавказа, засунув руки в карманы брюк, стоял, задумавшись, товарищ Саахов. Уже второй день не покидали его мысли о Нине. Красивая голубоглазая пле­мянница Аджебраила заставляла трепетать сердце Саахова. Только от одной мысли о ней теплело на душе...

Просторный и светлый кабинет заведующего райкомхо-зом был гордостью его владельца. Здание райисполкома было новое, современное, построенное к очередной дате, и посему кабинет товарища Саахова блестел чистотой, а запах краски еще не успел улетучиться. Пол был устлан паркетом, на котором красовался пушистый персидский ковер.

Всю меблировку составлял массивный дубовый стол, покрытый стеклом. Под стеклом лежали графики плана сдачи государству шерсти и мяса, различные диаграммы. Человеку несведущему в области экономической стратегии руководства района не суждено было в них разобраться.

Три телефонных аппарата обеспечивали постоянную связь как с высшим руководством, так и с подчиненными.

По разные стороны стола стояли два мягких кресла, обтянутых черной кожей. Прожив долгую жизнь, они из­рядно потерлись, но тем не менее еще сохраняли некото­рую изысканность и респектабельность.

Рядом с входной дверью, утепленной и обтянутой дер­матином, возвышался шкаф, начиненный различными бюрократическими бумагами и вмещавший в себе полное собрание сочинений великого классика марксизма-ленинизма.

Портрет самого классика висел на стене по правую сторону от стола. Под портретом радовала глаз политиче­ская карта Советского Союза, занимавшая более половины стены.

Но главной достопримечательностью кабинета являлся новый цветной телевизор, появившийся здесь несколько дней назад по номенклатурному распределению. Первенец советской индустрии занимал скромное

место в углу кабинета.

Громкий стук в дверь вывел Саахова из оцепенения. Быстро сев в кресло и раскрыв красную папку, Саахов углубился в какие-то бумаги, воскликнув при этом:

— Да-да, войдите!

Дверь тихонько отворилась, и на пороге перед Сааховым предстал Аджебраил, огромных размеров кепка которого могла бы послужить взлетной полосой для реактивных самолетов.

Сев друг против друга, заведующий и его личный шо­фер с минуту смотрели друг другу в глаза.

— Очень хорошо, что ты зашел,— сказал, наконец Са­ахов.

— Да. Я долго думал над твоим предложением. В прин­ципе, я согласен, но вот жена...— начал было Аджебраил.

— Ну?

— Но, в конце концов, петух ли я в курятнике или нет? — убедившись вдруг в своей правоте и привстав с кресла, воскликнул «заботливый» дядя.

— Вот и хорошо. Я знал, что мы договоримся,— потер руки Саахов.

— Осталось дело за малым,— продолжал Аджебра­ил.— Обсудить…э... калым.

— За этим дело не станет.

«Жених» встал с кресла и начал расхаживать по каби­нету.

— Десять баранов я дам. Лады? — предложил он. Аджебраил оторопело посмотрел Саахову в глаза.

— Слушай, как тебе не стыдно. Обижаешь сиротку. У нее же, кроме дяди и тети, никого нет! — стуча себя кулаками в грудь, выпалил Аджебраил.— Двадцать пять!

— Это неправда, слушай! Это неправда! Я высоко ценю твою уважаемую племянницу. Пятнадцать! — покручивая диск телефона и уткнувшись куда-то вдаль, уступил Саахов.

— Слушай, дорогой! Имей же совесть, а? Ты все-таки не козу получаешь, а жену. И какую! — подбежав к Саахову, принялся убеждать его Аджебраил.— Студентка,

комсо­молка, спортсменка...

Шофер начал пересчитывать достоинства своей пле­мянницы, загибая пальцы на руке.

— И за все это я прошу двадцать пять баранов. Смешно торговаться.

— Ап-ап-аполитично рассуждаешь, ап-аполитично рассуждаешь, клянусь, честное слово! — задыхаясь и за­икаясь, начал Саахов.— Не понимаешь политической си­туации. Ты жизнь видишь только из окна моего персо­нального автомобиля, клянусь, честное слово, понима­ешь ли.

Зазвонивший вдруг телефон заставил остановиться Саахова на полуслове. Подняв трубку и бросив ее обратно на рычаг аппарата, он продолжал:

— Двадцать пять баранов в то время, когда наш район еще не полностью рассчитался с государством по шерсти и мясу!

Откинувшись в кресле, Саахов выжидающе посмотрел на Аджебраила.

Кепка последнего была сдвинута на затылок, лоб по­крылся легкой испариной.

— А ты не путай свою личную шерсть с государствен­ной! — выпалил Аджебраил, нос которого, похожий на банан, начал было дергаться.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Саахов мед­ленно привстал. В такой момент он напоминал громо­вержца.