Кавказские новеллы
Шрифт:
Узнав от моего брата о моей истории с фотоаппаратом, он вскипел и через своих друзей детства авторитетно, как бывший честный хулиган и популярный в мальчишеском кругу футболист, затребовал торговца к себе. Они были представителями разных, как сейчас говорят, тусовок: один из одного хулиганского района, другой с армянской слободки.
Но Писо отпустил его, объяснив нам потом, что ему стало невыносимо противно бить этого человека, видя, как тот был готов к любому унижению. И нам пришлось извинить нашего друга, потому что мы с братом испытывали такую же брезгливость.
На этом тогда вся история и закончилась.
Версия, оживившая
Когда московская теща армянина заговорила о том, что хватит ему помогать бывшей жене, поскольку у дочери в Америке все устроилось, и скоро она сама доберется до цветущей Флориды, этот человек, оплачивавший жилье Ламинки в ожидании визы и уроки английского языка, ответил ей: «Не трогайте этот вопрос. Это свято. Ира – мадонна!»
Ламинка, домашняя затворница во Флориде, каждое утро молится о здравии своего бывшего мужа, потому что на протяжении всей своей жизни она ни одного мужчину, кроме него, не любила.
Говорят, его нынешняя жена внешностью поразительно похожа на Ламинку…
2007 г.
Баллада о Лермонте-стихотворце
Из цикла «Время и Вечность»
Юный корнет стоял на берегу подмосковной реки Клязьмы, смотрел, как на склоне неба догорала багряная заря, и думал о том, что в его жизни что-то остается для него непонятным, и, быть может, останется таким навсегда.
Однако очень часто он ощущал себя не в той местности, где находился в данный момент, о чем даже написал: «я здесь был рожден, но нездешний душой».
Тем временем на смену вечерней заре выплыл яркий месяц, и теперь корнет наблюдал его купание в серебряных водах.
Наконец он услышал стук копыт коня и долго ждал, но никто не появился. И так всякий раз – слышится стук копыт, он ждет, но никто не появляется.
Вместо этого промелькнуло и исчезло странное видение. Уже не в первый раз с ним происходило такое, и он отчего-то знал, что видение это из его прошлого, которое находилось за рамками его нынешней жизни.
Вот и в этот раз оно пронеслось, оставив в сердце странное волнение, и он прошептал:
Я видел юношу: он был верхомНа серой борзой лошади – и мчалсяВдоль берега крутого Клязьмы. ВечерПогас уж на багряном небосклоне.Образ его видения показался ему столь же глубоко несчастным, сколь глубоко несчастным был он сам от чувства неразделенной любви к девушке, портрет которой писал по памяти, изображая то светской дамой в низком декольте, то испанкой в глубоком темном капюшоне.
Но было и нечто иное: странным образом ему показалось, что он и есть тот юноша. Пораженный, он пытался разглядеть его, но не мог.
Обладай юный корнет волшебным даром ясновидения, он увидел бы, как ровно семь
Жил он в деревне Эрсилдун, в Шотландии. В лесах, окружавших деревню со всех сторон, играл он на свирели на потеху себе, птицам и дикому зверью.
Он пел, и слова его слагались сами собой. Это была удивительная игра – складывая слова, он чередовал рифму и получал звонкий и мелодичный стих, поражающий, как алмаз, чистотой граней. Это не имело ничего общего с занятием человека, приносившим деньги на еду и одежду, но именно это давало ощущение подлинного счастья.
Если бы его окружал кровавый воюющий мир, он мог быть вооруженным до зубов воином или бандитом, в зависимости от того, какую идею вложил ему в душу и кто – Бог или дьявол.
Но когда человека окружает такая красота, он бывает прекрасен. Томас обладал совершенной мужской красотой: высок и строен, огромные черные глаза излучали свет, идущий из глубины души.
Он очень дорожил своим чаще всего безлюдным окружением – только звезды, небо, деревья, травы, птицы да сверчки.
Такая первозданная гармония природы и человека, конечно же, предполагала появление рядом с мужчиной женщины. По скрытому в Томасе желанию, она должна была иметь бледное лицо, а совсем не смуглое, как у бродячей цыганки, не веснушчатое, как у крестьянки, день-деньской в поле под знойным солнцем.
Она должна была иметь лицо, слепленное из алебастра или вырезанное из слоновой кости – с точеными чертами и нежными красками, самое прелестное на свете лицо.
Поэтому, когда оно предстало перед ним, и Томас увидел, как соответствовало оно его идеалу, он был несказанно удивлен.
Вряд ли она была королевой Шотландской, потому что тогда она была бы женой короля. Но жена шотландского короля без свиты – простая пастушка.
В старой Шотландии, еще не завоеванной англами, германцами, датчанами и римлянами, тьмой шедшими на зеленый остров в пелене морских туманов, люди запросто общались с друидами, гномами и эльфами, которые были законными жителями лесов.
Возможно, что поначалу образ столь прекрасной женщины был лишь предположением самого Томаса, основанным на его мечтаниях о неземном совершенстве. Но она была так же материальна, как свирель в его руках, и пока Томас приходил в себя, она предложила ему сесть за ее спиной на серого коня и поскорее покинуть Эрсилдун.
Причем, покинуть родные места на долгих семь лет! И все это за один поцелуй, что было принято им без всяких колебаний как законное желание, ибо таково было в Шотландии семь веков назад поклонение прекрасным женщинам.
Томас во что бы то ни стало, захотел поцеловать ее, даже если это королева, хотя зачастую это сомнительная истина: иногда простая женщина может быть настоящей королевой, но далеко не всякая королева может быть настоящей женщиной.
Однако именно здесь вопрос заключался в том, что она не могла быть доступной для простого парня из Эрсилдуна. Чтобы получить власть над этой женщиной, даже в таком малом, как поцелуй, мужчина просто обязан был пройти большие испытания.
И вторая вечная истина, связанная с желаниями мужчины – всегда, во все века и времена поцелуй доступной женщины не более трепетное, чем простое прикосновение губ к чашке, из которой в старой и доброй Шотландии каждое утро пили ячменный или желудёвый кофе.