Кайл Соллей
Шрифт:
– Меня Деннис зовут. Так получилось, что походные чернила и перо всегда ношу с собой, только пергамента нет.
– Ничего страшного, сейчас отрежем кусок шатра, вполне сойдет.
* * *
Спустя долгое время я повесил тот гладиус на стену своего дома. Все говорили, что это меч, который пролил больше всего крови в битве у замка Соллей в одна тысяча сто восемьдесят третьем году от рождества Иисуса нашего Христа. По такой логике стоило повесить туда ножик, но спустя короткое время точные истины забываются напрочь.
Норды зауважали меня ещё сильнее, прибавляя небылицы к реальной драке, вроде
На свадьбе Ольткрита я напился и случайно сломал стол, так радовался. Не столько за молодых влюбленных, сколько за своё избавление от предопределенной свадьбы. Соллей нашли в Ольте доброго соседа, который не раз обращался к Айону за советом, как управлять замком и землями, держать суд, тренировать войско. Заселение в замок Ракселл прошло без особых проблем, вероятно потому, что в нем участвовали полторы сотни вооруженных нордов, в качестве зрителей, разумеется. Грегор не оставил своей злобы, но спустя три года застудил на охоте почки и умер от горячки. Я само собой, на похороны не попал. Эльбер Де Конкарно ухитрялся сохранять с отцом видимость хороших отношений до самой своей нескорой смерти, чувствовалось что он тот ещё лис.
День за днем, не отвлекаясь более на кровопролитие, мы собирали, строили и отковывали свой маленький мир за старенькой стеной. Осушали болота, часть нордов выразили желание стать фермерами. Да ведь они и были сельскими жителями изначально. Аббат изготовил для обработки полей колесообразные бороны, которые крутясь, переворачивали и рыхлили грунт, получалось легче и быстрее для пахотных лошадей. Построили амбары, свинарники, коровники, ловили рыбу и сушили её, как и предполагали.
Виноградниками, как ни странно, занимался всё больше я. Ни Снорре, ни аббат или Деннис, не выказывали интереса. Не ожидал от себя такой тяги к греческой агрономии.
Виноградные косточки были зарыты в теплую землю, как учил добряк Ной. Кучками, с отметками о сорте ягод. Уже к середине весны некоторые проклюнулись, но не все показали уверенный рост. Красный виноград рос плохо, зато синий какой-то там мерлот – отлично тянулся и впоследствии плодоносил.
Пологий склон, смотрящий приблизительно на юг и одновременно на море, был очищен от кустов и засажен лозой. Подозрительно похожий на араба, но упорно утверждающий, что он грек, бывший мореход, просивший называть его Ликаном, взялся заправлять виноградным хозяйством. Обитал в небольшом домике на залитом солнцем винограднике.
По периметру оставили деревья, возвели плетеный заборчик, чтобы дикие козы не забредали, собирались построить склад-сарай. Добираться до виноградной фермы нужно было на лодке. В будущем стоит построить собственную пристань, хотя бы небольшую.
Стояли сравнительно теплые и мягкие погоды. Шел февраль тысяча сто восемьдесят пятого года. Я не выпил первого вина из первого большого урожая, не спасал лозу от первого града, не попал на очередной день рожденья своей младшей сестры в цветущем замке Соллей.
Мою судьбу изменило то, что увидел с крылечка ликановского дома, стоящего на вершине виноградного холма. Далеко в море, выстроившись в линию – медленно шел флот. Когги и суденышки помельче. Что-то я не ждал тут никакого флота. От него отделились три большие лодки, уверенно
Я не жду добра к себе, не жду помощи, достаточно мне просто не особо вредить, не мешать. Не жду хороших вестей. Некие другие «они» спустя два года появились со стороны моря. Если бы меня просто не трогали, этого было бы достаточно, чтобы быть счастливым и довольным своей судьбой. Человеческой судьбой. Только что я постиг это. Понял, что все эти долгие месяцы, пока строили мой дом, один из последних среди первоначальных построек города - был счастлив. Был занят тем, во что верил и чего хотел сам.
Дворец был ни к чему, мой дом в южной части города, ближе к восстановленному маяку, отстроен на каменном основании древнего сооружения неизвестного назначения, с двухэтажным подвалом, собственным небольшим рвом, а это было единодушное пожелание Михаэля, Снорре и Денниса, не моё. Официально его называли дворец, неофициально – «башня» или «восьмиугольник». Это из-за восьмиугольного каменного основания. Он был симметричен, высотой в три этажа, с остроконечной дощатой крышей, без внутреннего двора. С широченным балконом, смотрящим на море, настолько большим что там был установлен очаг, где можно жарить мясо пока пьешь сидр в компании добродушных бородатых нордов. Стоял прямо на берегу и имел собственный небольшой пирс, куда надо было спускаться по узкой лесенке.
И да, я нескоро ещё вошел в этот дом.
Сбежал с холма, ноги путались в неровно скошенной пожелтевшей траве. Пугая ленивых мелких птиц, прыгнул в лодку, вскинул весла и в резвом темпе двинул в порт. Пока добрался до третьего пирса, куда пришвартовался на место целого судна чужак – огромная неизвестная лодка, её команда уже сошла на берег. Они никак не ожидали что барон Соллей появится из-за спины и в первый момент испугались гневного блеска в моих глазах.
Некий крепкий мужичок смерил меня взглядом, приосанился, что-то про себя пробормотал, небрежно поклонился.
– Меня зовут Ририд из Гвиннедов. Мадауг ап Оуайн из Гвиннедов без промедления зовёт вас в гости, сэр Кайл. Прошу за мной.
Я поколебался несколько мгновений. В толпе мелькал Осмер. Ловил каждое движение, каждый звук. В последнее время он сильно вырос и повзрослел, реже бывал в «полях», а больше в районе порта, высматривал корабли. Арман, который теперь был моим трактирщиком, имел самый большой и шикарный трактир в Николь, который звался, как и предыдущий – Дебаркадер, на границе рыночной площади, с выходом в сам порт, со смотровой площадкой и огромным винным погребом, рассказывал, что Осмер мечтает стать мореходом, хоть и стесняется мне в этом признаться.
Глядя прямо в глаза парню, открыто попросил доложить аббату, Сотнику или Магнусу, или всем троим, что я ушел в море, поднимусь на борт когга Мадауга.
Глянул на город. В груди защемило сердце.
Глава 23. Далекий рассвет
Крупная валлийская лодка, ведомая молчаливыми, суровыми мореходами ходко приближалась к крутобокому коггу. В пути никто ни с кем не разговаривал. Я даже не знал свой статус – пленник или гость? Как часто одно переплетается с другим.