Каюсь. Том Второй
Шрифт:
руками.
– Тебе нужно поесть, а то ели на ногах стоишь от слабости, - заметил Олег, вызывая у меня невольный
смешок.
– А что ты фыркаешь? Когда ты ела последний раз нормально?
– Не помню. Да и не хочу я.
– Придется, - отрезал он и поддерживая меня за локоть, вывел в спальню. На столике уже стоял ужин, от
аромата которого у меня в глазах потемнело, а желудок свело. Я действительно была голодна, что удивляло.
Уложив меня, Олег поставил передо мной столик. Я со зверским аппетитом, не взирая на свое состояние,
накинулась на еду. Суп с креветками был восхитительным, а телятина просто таяла во рту. Мне казалось, что
я не ела ничего вкуснее, но как только покончила с ужином, тошнота вновь подступила к горлу. Зажав рот, я
зажмурила глаза, пытаясь побороть рвотный позыв. Олег наблюдал за моими попытками очень настороженно.
– Тебе нужно пройти полное обследование, - заключил он, когда я справилась с рефлюксом.
– Пройду, - выдохнула я и обессиленно откинулась на подушки.
– А сегодня что тебе мешало?
– упрекнул он.- Литвинов сказал, ты капризничала, как малое дитя.
– Пошел он в жопу, - поморщилась я.- У меня сил не было, а он собирался тащить меня через весь город.
Врач называется!
– Ну, до дома ты потащилась, - заметил Гладышев, приподняв бровь, всем видом показывая, что его мои
доводы не убедили.
– мне не комфортно в чужой обстановке.
– Странно, еще совсем недавно, тебе было вполне комфортно ночевать у подруги, - отозвался он ничего не
выражающим тоном, у меня же кровь отхлынула от лица и мощным потоком шарахнула по сердцу, заставляя
его биться с сумасшедшей силой.
– То было на старой квартире, -тихим голосом солгала я в очередной раз, глотая колючий ком в горле, сверля точку на одеяле, стараясь, не смотреть на Гладышева. Слава богу, в следующее мгновение он переключился на другую тему. А я пыталась определите: то ли он что-то подозревает, то ли у меня очередной приступ паранойи. но так и не определившись, выпила успокоительное, которое выписал Литвинов и приготовилась, наконец-то, забыться сном, вот только проклятые таблетки ни черта не помогали. Тревожные мысли, страхи и переживания бушевали во мне, словно взбесившееся волны.
– Ты еще не спишь?
– отвлек меня от них Гладышев, выйдя из душа.
– не могу без тебя, - покачала я головой и похлопала по постели рядом с собой. Олег вытер голову и бросив полотенце на пуфик, лег рядом. Я сразу же обняла его за пояс, устроившись у него под боком. Олег поцеловал
– Страшная?
– поинтересовалась со смешком.
– Я не из пугливых, - нахально оповестил меня Гладышев.
– ну, спасибо, - надулась я. Олег улыбнулся. Вот только веселее это наше было вымученным, и мы оба это чувствовали, поэтому одновременно тяжело вздохнули.
– Что будет?- спросила я спустя какое-то время.
– мои и Гордеевские люди решат вопрос. Все, кто причастен к тому, что с тобой произошло, ответят за это, -сообщил он сухо, словно мы говорили о погоде.
– Их убьют?- осторожно прощупала я почву.
– А тебе бы хотелось?
– насмешливо поинтересовался Гладышев.
– да, вместе с их семьями и собаками, кошками, - поддержала я его шутливый тон, хотя было совсем не до смеха.
– не думай об этом,- произнес Олег, посерьезнев.
– Может, прогуляемся?- предложила я неожиданно даже для самой себя, но поскольку сон никак к нам не шел, идея подышать свежим воздухом не была такой уж абсурдной, и Гладышев помедлив, согласился. Одевшись в спортивные костюмы, мы вышли из дома. Охрана тут же всполошилась, но после того, как мы сообщили, что идем прогуляться по приусадебному парку, наверняка посчитала нас ненормальными. некоторое время мы шли молча, слушая умиротворяющий шелест листвы. мягкий сеет классических кованых фонарей создавал атмосферу таинственности и романтики. Я с грустью осматривалась вокруг, в очередной раз с горечью признавая свою слепоту и глупость. Почему мы раньше так не гуляли? Почему у меня даже мысли не возникало - выйти в парк, осмотреться, отдышаться, подумать? Куда я все время бежала, к чему стремилась? Веде вот оно-все, что нужно для счастья и даже больше….
– Замерзла?
– спросил Гладышев, когда я прижалась к нему сильнее. Весенний ветер был пронизывающий, но не настолько, просто мне хотелось быть ближе к Олегу.
– Нет, не замерзла, - ответила я, и втянув с наслаждением запах хвои, резюмировала.
– Хорошо тут.
– да, - согласился Гладышев, оглядываясь вокруг и со смешком добавил.
– Оказывается, хорошо.
– Неужели ты никогда не давал себе хотя бы минутку передохнуть и оглядеться?- воскликнула я.
– До сих пор не получалось. Да и честно, как-то не задумывался даже, - пожал он плечами, озвучивая мои недавние мысли.
– Это страшно, - тихо отозвалась я и задумчиво сказала.
– Представляешь, а многие никогда не останавливаются. Всю жизнь, как эти бестолковые грызуны в колесе бегают в заботах и суете, потому что «надое. А зачем, для чего и кому это надо-мало, кому приходит в голову спросить себя. Хотя с другой стороны-может, это и правильно? К чему лишние думки? Жить проще, не вдаваясь в философию смысла этой ЖИЗНИ.
– Странно, что тебя тянет на нее в твоем возрасте, - заметил Олег.
– Тянет, - согласилась я и пояснила.
– Просто на тебя смотрю и начинаю обо всем думать… -Например, о том, что я - «бестолковый грызуне?- подразнил он меня.
– Нет, о том, что иногда ты забываешь жить, - остановившись, заглянула я ему в глаза. Впервые, пожалуй, за долгое время. И, как и всегда, утонула в их синеве.
– А что значит жить, Чайка?- задумчиво поинтересовался он, продолжая смотреть мне в глаза.
– Видеть, замечать и ценить, - просто ответила я. Олег неопределенно хмыкнул, и мы продолжили наш путь.
– Ты помнишь нашу первую встречу?
– спросила я, сама не зная, зачем. Впрочем, в конце всегда возвращаешься к началу, какой бы протест не вызывала во мне эта мысль.
– Помню, ты едва не сшибла меня с ног, и после этого я еще оказался придурком.
– Нет, я не про это мимолетное видение. Я тогда даже тебя не разглядела.
– Еще бы! Пронеслась, как ураган.
– У меня тогда был тяжелый день. Штраф, выговор, усталость, - улыбнулась я, вспоминая те проблемы, казавшиеся тогда концом света. Странно, как быстро все меняется в жизни. Как она вообще пролетает в одно мгновение.
– Ну, без крещения столицей провинциалам никак, - глубокомысленно изрек Гладышев.
– Ты меня быстро спас, - улыбнулась я.
– Так уж и быстро?
– Да, в ту самую «первую» встречу, - заверила я его и с расстановкой торжественно добавила.- Двадцать третьего сентября.
– Ты и число запомнила, - усмехнулся Олег, покачав головой.
– Ну, а как не запомнить? С того дня моя жизнь перестала быть прежней. Я как будто крылья обрела. Хочешь верь, хочешь-нет, но когда я тебя увидела: твою улыбку, твои невероятные глаза, да всего тебя такого … -развела я руками, не в силах подобрать слово.
– Идеального?- подсказал Гладышев со снисходительной усмешкой, сверкая задорным блеском глаз.
– Ну, не-ет, Олег Александрович, идеальным я тебя даже при всей моей любви не назову, - возразила я.
– Хотя идеальных мужиков вообще не бывает, но в жизни каждой женщины появляется тот, с чьими недостатками она готова мириться.
– Благодарю, Ян Владимировна, я так польщен, что ты снизошла до моих недостатков, - засмеялся Олег.
– Ага, снизошла так, что аж земля ушла из-под ног, - со скептизом отозвалась я и вздохнув, призналась.
– Влюбилась я в тебя, Олежа. Абсолютно, тотально, с первого взгляда влюбилась. Не знаю, может, это что-то такое кармическое, может, просто я слишком романтичная была и впечатлительная, но стоило раз взглянуть, как в глубине души почувствовала, что ты … ты - та самая любовь, которая случается лишь раз в жизни и которая, чтобы не произошло, всегда будет жить в сердце. Люблю я тебя, Гладышев, - произнесла я тихо, но с невероятной силой чувства.
– Помни об этом всегда. Чтобы я не делала, к чему бы не стремилась: хорошему или плохому… ты всегда был и будешь причиной. Все мои самые лучшие порывы ради тебя, все мои ошибки из-за тебя. Это не обвинение и не оправдание. Констатация факта - ты суть всего происходящего в моей жизни. Когда я замолчала, Гладышев не произнес ни слова. Он просто притянул меня к себя и обняв, устремил задумчивый взгляд в даль. Но мне и не нужны были его слова. Я знала, что он не понял для чего я это все сказала, и дай бог не поймет никогда, но облегчить душу, казалось, необходимым. Вот только легче не стало… Постояв еще немного, мы решили вернуться домой. Прогулка подействовала на нас, как и должна была, поэтому, лично я, заснула быстро. Но когда проснулась, Олега уже не было дома, зато меня ждал сюрприз. Умывшись и приняв все необходимые лекарства, я решила первым делом извиниться перед Аннушкой за вчерашнее, но спустившись в холл, замерла на лестнице. Сердце взвилось ввысь от восторга и красоты, поскольку ощущение было, словно я попала в райский сад . По всему периметру выстроились огромные, черные коробки с кремовыми розами. Цветов было так много, что я себя ощущала какой-то народной артисткой. Но ощущение того, что я бесконечно любимая женщина было сильнее, и от того сердце щемило.
Удивительно, но цветы, сколько бы их не дарили, всегда вызывают в душе женщины трепет и восторг. Гладышев оказывал мне подобные знаки внимание не редко, но все равно, каждый раз я была счастлива до безумия. Сегодня же подобного начала дня я ожидала меньше всего. В бесконечном потоке проблем, страха и негатива, столь прекрасный жест вызывал во мне особые чувства. Спустившись, я осторожно коснулась кончиками пальцев нежных лепестков, но этого было мало, поэтому наклонившись, я зарылась лицом в цветы, вдыхая их чудесный аромат. Улыбка озарила мое лицо, а на душе стало так тепло и спокойно. Мое персональное солнце выглянуло из-за туч и озарило своим светом, затмевая страх, боль и переживания, и мне хотелось продлить этот момент, как можно дольше. Растворится в цветочном море, чтобы оно унесло меня далеко - далеко от бесконечной грязи в моей жизни. Обняв коробку и буквально утонув в розах, я сидела довольно долго. Было тихо и так хорошо.
– Яна Владимировна, вы уже проснулись,- выдернула меня из моей нирваны Аннушка.
– Кажется, еще нет, - улыбнулась я, обводя взглядом свою оранжерею.
– Да, красота невероятная. Олег Александрович вас очень любит. Сколько лет работаю, а никогда его таким не видела.
– Каким?
– Ожившим, - с улыбкой пояснила она и тут же поделилась с тяжелым вздохом.
– Всю ночь не спал сегодня, переживает очень из-за случившегося. В пять часов ему позвонили, и он сорвался сразу же, но вас порадовать не забыл.
– Да, он у меня молодец, - выдала я на автомате, помрачнев от новостей. Господи, что же мне делать -то?!
– Не волнуйтесь, Яночка, все будет хорошо, - попыталась успокоить меня Аннушка, заметив мое смятение.
– Очень на это надеюсь, - улыбнулась я через силу и решила, что самое время извиниться.
– Аннушка, простите меня за вчерашнее! Мне так стыдно… -Бросьте, что я, совсем что ли не понимаю ничего?! Вы такое пережили. Не думайте даже обо мне! Я не в обиде,- отмахнулась она.
– Ну, слава богу, а то мне не по себе было очень, - выдохнула я с облегчением.
– Все нормально, - заверила меня Аннушка и деловито хлопнула в ладоши.
– Лучше скажите, что хотите на завтрак. Возражения не принимаются! У меня очень строгий наказ от Олега Александровича - следить, чтобы вы кушали, как можно больше и чаще.
– Вот как!
– ухмыльнулась я и с удивлением обнаружила, что есть очень даже хочу, поэтому с легкой иронией согласилась.- Хорошо, раз Олег Александрович настаивает.
– Может, сырничков с корицей и медом - как вы любите?
– Не, хочу что-нибудь солененькое или остренькое. Что-нибудь с красной рыбкой,- озарило меня и аж желудок свело от предвкушения.
– Поняла, тогда попрошу повара сделать бутерброды с лососем и анчоусами.
– да-да, те самые с творожным сыром. И горчицы добавьте туда, - попросила я, вызывая у Аннушки изумление.
– В творог?
– уточнила она, глядя на меня, как на пришельца.
– Ну, я не знаю, куда ее добавляют, но в прошлый раз она присутствовала.
– Странно.
– Странно, - согласилась я и тут же заверила, - но очень вкусно. Попробуйте. Управляющая кивнула и ушла на кухню. Я же оставшись одна в холле, вновь почувствовала это скручивающее диафрагму, волнение. Оно накатывало волнами. Я оглядывалась по сторонам, стоя посреди миллиона роз и разрывалась на части, не в силах больше ни врать любимому мужчине, ни сказать правду. И эта неопределенность убивала. Все вышло из-под контроля. Лучше бы я действительно и дальше платила Пластинину. Теперь же, даже если заплачу, где гарантия, что этот ублюдок не сдаст меня в полицию, и что Олег самолично не докопается до сути? Боже, меня ведь могут посадить! А в голове ни единой разумной мысли, как спасти себя и свои отношения, один только животный ужас. Если правда всплывет наружу - это будет за гранью всякого кошмара. Похоже, у меня остался один-единственный вариант-это сбежать, объяснив Олегу все в письме. Пошло, конечно. Трусливо и гадливо, но не смогу я посмотреть Гладышеву в глаза, не смогу увидеть, что сделала с этим мужчиной своим предательством. Да и страшно… От этих мыслей вновь начинает мутить, в глазах темнеет. Оседаю на пол, вновь опускаю лицо в розы и натыкаюсь на маленькую карточку. Дрожащими руками достаю черную открытку и с первого же слова задыхаюсь. « доброе утро, моя девочка! Ночью тебе не сказал, что должен был, ты меня своим признанием в очередной раз нокаутировала так, что я только к четырем утра очухался, все думал…. Вспомнил, как влюбился в тебя. Признаюсь, не с первого взгляда и даже не со второго, за что прости меня дурака. Но! Глубинно, тотально и навсегда. Ты права, жить-значит видеть, замечать, ценить. Именно с тобой я научился этому. Спасибо тебе за жизнь интересную, насыщенную, бурную, спасибо за любовь, которая случается единожды в жизни и за то, что терпишь меня со всей моей придурью. Я люблю тебя, Чайка! Помни всегда, как 6ы я не косячил, а косячить я по-любому буду еще ни раз, как, впрочем, и ты. Такие уж мы с тобой - трудные. Но мне «легких не надо, мне только ты - самая красивая и невыносимая женщина нужна. Целую, малыш. Не реви там, а то я тебя знаю!в да, он меня знал. Я действительно разревелась. Зашлась беззвучными рыданиями. То, что раньше было бы для меня безумным счастьем, теперь стало огнем, выжигающим изнутри. Ибо я знала, что не достойна ни одного слова из этого послания. Но я перечитывала его снова и снова, плача и задавая себе один и тот же вопрос - что мне делать? Наверное, если бы не Аннушка, я бы сошла с ума, но пришлось взять себя в руки, когда она вышла в холл и сообщила, что завтрак уже на столе. Аппетит у меня
накопившимися домашними делами. Суета не позволяла погрузиться в свои переживания, но и от тягостных мыслей не избавляла, а я продолжала думать, думать, думать… И чем больше думала, тем больше паниковала. От меня теперь мало, что зависело, и что бы я не предпринимала, все бесполезно. Все это вкупе с тем, что у Олега был выключен телефон давило на психику. В конечном счете, от нервоза меня опять начало тошнить, и вторую половину дня я провела в постели, наглотавшись успокоительного. Оно подействовало не сразу, но все же в какой-то момент я уснула. Проснулась от тревожного чувства. И не зря. Открыв глаза, с недоумением распознала Гладышевский силуэт в кресле, напротив. Олег сидел с отрешенным видом и смотрел в даль. За окном уже была глубокая ночь, гремел гром, предвещая грозу, как и Гладышевское настроение. Я же не знала, как реагировать, но всем своим существом молила, чтобы это была ложная тревога.
– Что-то случилось?
– спросила я осторожно, прощупывая почву. Олег медленно перевел взгляд на меня и внутри все застыло от этих пустых, пьяных глаз, сказавших мне все. Меня захлестнуло волной страха и горького отчаянья. Я им захлебнулась, теряясь, не зная, что делать.
– Цветы понравились?
– небрежно спросил Олег, закинув ногу на ногу и положив на подлокотник кресла руку, в которой был зажат пистолет. Тяжело сглотнув, я испуганно подняла взгляд на Гладышева.
– Не понравились?
– ухмыльнулся он, следя с азартом хищника за моей реакцией, но уже в следующее мгновение лицо его приняло жесткое выражение и Олег угрожающе процедил.- Отвечай!
– П-понравились,- выдохнула я.
– Хорошо,- улыбнулся он звериным оскалом.
– Пригодятся для твоего … хореографа. Кажется, так ты его окрестила?
– издевательски уточнил он, но в глазах полыхнул такой огонь сдерживаемой ярости, что я отшатнулась. Задрожала всем телом от леденящего душу, ужаса. Слезы зажгли глаза, а слова застряли в горле. Сжав до боли одеяло, я замотала головой, сама не зная, что отрицаю. А Гладышев меж тем расценил это по-своему: -Нет, не хореограф? Жаль, ему подходит. Да и по тебе Большой плачет. Такая игра! Вам удалось обвести меня, как наивного сосунка. Я 6ы даже восхитился, если 6ы не тупой эпилог вашего представления.
– Все не так, - произнесла я дрожащим голосом.
– Конечно, не так, сука. План провалился. Твой танцорик теперь уже опанцевался, а насчет тебя, любимая, я все еще думаю… Пристрелить или не стоит, - почти ласково сообщил он, буравя меня презрительным взглядом.
– Я все объясню, - прошептала я, глядя на Олега глазами, полными слез.
– Объяснишь?
– хохотнул он, поднявшись с кресла и вкрадчиво уточнил, подойдя ко мне.
– Что именно, красавица моя? Как тебя трахал какой-то чмыренок, а ты снабжала его моими денежками? Или как он избил тебя, а ты заставила меня думать, что это моя вина? Или может… что там еще? Всего и не припомнишь. Столько вранья… Жизни не хватит, чтобы все объяснить, так что не трудись. Я конечно, придурок, но не настолько, чтобы тратить на тебя и твои дешевые излияния еще хоть секунду своего времени.
– Пожалуйста…. Выслушай меня. Хотя бы ради того, что между нами было… - А что между нами было, Чайка? Одно сплошное вранье! С первой минуты, как встретил тебя,- выплюнул он. Меня же скрутил спазм боли, слезы потекли по моим щекам от стыда, от бессилия и понимания, что сейчас Гладышев просто вышвырнет меня, и я больше никогда его не увижу.
– Нет!
– отчаянно возразила я, глотая соленые капли.
– Ты же знаешь, что… - Знаю что?
– повысил он голос, теряя самообладание.
– Что отупел и позволил шлюхе и проходимцу одурачить себя?
– Нет! Все не так! Не так! Я никогда… - запротестовала я , но тут же охнула от боли, когда Гладышев грубо схватил меня за руку, стаскивая с кровати.
– Заткнись, сука! Думаешь, меня волнует, как все это было?- встряхнул он меня, прожигая бешеным взглядом.
– Ты хоть понимаешь, что я ради тебя сделал, на что пошел? Ты хоть что-то вообще понимаешь, а?
– Прости!- захлебнулась я слезами.
– Простить?! Может, мне еще забыть обо всем и продолжить жить с тобой, как ни в чем не бывало?
– вскричал он и тут же с самоиронией добавил.
– Нет, ты конечно, из меня лоха сделала, Чайка, но не до такой степени.
– Прекрати, - поморщилась я, не в силах видеть Гладышева таким, но его это окончательно вывело из себя.
– Закрой рот! Лицо свое кривить будешь, когда вернешься на помойку, с которой я тебя подобрал, - процедил он, не сдерживая бушующих эмоций.
– Я верил тебе! Каждому твоему гребаному слову! Даже, когда все было шито белыми нитками, я верил тебе! Всякое сомнение давил и верил, верил, верил! Как полный, бл*дь, идиот!
– Прости меня! Прости!- протараторила я, зашиваясь от болезненной агонии, но Олег продолжал безжалостно истязать нас обоих.
– Я привел тебя в свой дом, в свою семью! Разделил с тобой все, что у меня было и есть, а это больше, чем тебе вообще могло присниться! Тебе стоило только пальцами щелкнуть, и я бы все к твоим ногам положил. Абсолютно всё! Чего ж тебе, сука, не хватало? Чего, мать твою?! Я задрожала и отвела взгляд.
– Смотри на меня!
– резко сжал он в кулаке вырез шелковой сорочки и рванул вверх, заставляя меня привстать на носочки, отчего ткань затрещала, впиваясь в мою кожу. Я обхватила его руку и посмотрела ему в глаза, сглатывая соль, текущих по щекам слез. Олег рвано дышал, обдавая меня запахом алкоголя, лихорадочно всматриваясь в мое лицо. И столько презрения, столько боли и горечи было в его взгляде, что мне захотелось умереть, дабы прекратить эти невыносимые муки.
– Почему?
– прошептал он с надрывом, отчего я содрогнулась и заходясь рыданиями, покачала головой, ибо мне нечего было ему сказать, кроме того, что я просто дура. Но это Гладышев и без меня знал, о чем и сказал с горечью.
– Жаль, что я попытался увидеть в тебе что-то большее, чем ты есть. А ведь с самого начала знал, что ты всего лишь очередная дешевая подстилка, но нет-повелся, идиот. В любовь поверил… - Не надо так… Чувства были правдой, - возразила я шепотом.
– Неужели?!- усмехнулся Олег.- И что это за чувства такие, когда спишь с двумя мужиками? Я всхлипнула, закрывая лицо ладонями, но Гладышев не позволил мне отгородиться, сжав мои запястья одной рукой.
– Знаешь, что я сделал с твоим любовничком?
– вкрадчиво произнес он, небрежно приподняв мое лицо пистолетом.
– Мне все равно, - выдавила я из себя. Олег на мгновение замер, а после презрительно ухмыльнулся.
– Бездушная тварь!
– выплюнул он.
– Когда я, как последний кретин ползал перед тобой на коленях, тебе тоже было все равно, да? Ты, наверное, отлично повеселилась….
– Нет!
– Что нет, сука?
– проорал он, сжав до боли мои руки.
– В ту ночь ты была у него! А я в это время, как дебил, сидел под окнами и подыхал от мысли, что ты ушла от меня! Пока он трахал тебя, я сходил с ума от вины и раскаянья. Клял себя на чем свет! Но тебе этого, похоже, было мало и ты решила оторваться по полной за все свои обиды. Да? Вот только не пойму, неужели ты настолько не уважаешь себя? Как ты могла сразу после него быть со мной? Как, черт тебя раздери? Что ты за мразь-то такая?!
– его голос сорвался, и Олег оттолкнул меня, отворачиваясь, чтобы я не заметила промелькнувших в глазах слез. Но я их слышала, чувствовала сердцем и оного собственное разрывалось на куски.
– Прости меня! Прости за все! Я не знаю, как опустилась до такого,-прорыдала я, оседая у его ног.
– Спрашивала себя каждый проклятый день и не знала. Умирала от боли, глядя тебе в глаза, и не знала. Ненавидела себя, но не знала. Я запуталась… У меня ничего не осталось: ни совести, ни гордости, ни человечности… только страх. Страх потерять тебя.
– Замолчи!
– процедил он дрожащим от гнева голосом, но меня это не остановило.
– Не замолчу! Для меня все перестало иметь значение, кроме наших отношений. Поэтому я цеплялась за любую возможность, чтобы их сохранить. На все была готова, на любое преступление, только бы ты не знал этой боли! Только бы … -Закрой рот!
– проорал Гладышев, схватив меня за руку, прожигая бешеным взглядом.
– Убирайся из моего дома!
– процедил он, толкая меня к двери. Но я вцепилась в него мертвой хваткой, зная, что не смогу дышать, если окажусь за стенами дома. Жить не смогу без этого мужчины. Вот только у меня было слишком мало сил, чтобы противостоять ему. А он не собирался церемониться. Просто ударил по руке, чтобы отцепилась и подхватив под локоть, потащил меня из спальни. Я попыталась вырваться, но Гладышев резко дернул меня на себя, преодолевая мое сопротивление. Меня отпружинило, и я ударилась об угол комода, но Олегу было все равно, он поволок меня на первый этаж, не обращая совершенно никакого внимания на мои слезы, мольбы и попытки его остановить. Он шел напролом, отчего я билась обо все попадающиеся углы мебели, но оглушенная отчаяньем, не чувствовала боли, пока мы не дошли до лестницы. Олег в очередной раз дернул меня, поторапливая, и я запнувшись, пролетела пару ступенек, разбивая локти и колени. Мне повезло, что Гладышев держал меня крепко, иначе я бы летела до первого этажа, хотя я бы предпочла разбиться, чем проживать весь этот кошмар. Меня обожгла дикая боль, в глазах помутнело, дыхание перехватило. Гладышев замер, выпустил мою руку и непререкаемым тоном произнес: -Поднимайся и пошла вон отсюда!
– Пожалуйста… - прошептала я.
– Хватит устраивать цирк! Не вынуждай меня… -Пожалуйста, любимый,- презрев всякое достоинство, прорыдала я, обняв его ноги.
– Заткнись! Еще одно слово, и я пристрелю тебя к чертовой матери!
– проорал он, отпихивая меня от своих ног.
– Стреляй!- прокричала я в ответ, глядя ему в глаза, направив пистолет себе в грудь.- Давай, стреляй, и покончим с этим. Мне что без тебя, что с пулей в сердце - одинаково! Но Олег меня уже не слушал, за волосы потащил по лестнице в холл, где столпилась шокированная прислуга и рывком отворив дверь, вышвырнул из дома.
– Выведите за ворота! Чтоб духу ее не было через пять минут, иначе пойдете следом!
– рявкнул он кому-то за моей спиной. И с отвращением взглянув в мою сторону в последний раз, захлопнул дверь. А у меня внутри все оборвалось, застыло, оглушенное предрассветной тишиной. В лицо ударил пронизывающий ветер с ледяным дождем, пробирая до самых костей и неумолимо шепча: Вот и всё, девочка. Вот и все….
Глава 25
«Что бы я не делала, к чему бы не стремилась: хорошему или плохому… ты всегда был и будешь причиной. Все мои самые лучшие порывы ради тебя, все мои ошибки из-за тебя. Это не обвинение и не оправдание. Констатация факта - ты суть всего происходящего в моей жизни.» Тварь! Какая же ты лживая, изворотливая тварь! Так играть на чувствах… У меня вырывается хриплый смешок, а потом и вовсе захлестывает смехом. Прокручиваю все слова этой бл*дищи, все ее проникновенные взгляды, вспоминаю себя дуралея, теряющего разум от каждого ее признания, и давлюсь горьким, отчаянным хохотом на грани какого -то помешательства. Так хреново мне еще никогда не было. Хотя за сорок лет я на своей шкуре испытал достаточно. Но это только закаляло, делало сильней. И сколько бы жизнь не измывалась надо мной, сколько бы не била мордой об асфальт, я всегда поднимался, даже когда надежды совсем не оставалось, а от отчаянья ехала крыша, во мне все равно яростно клокотала жажда этой проклятой суки. И через боль, через лишения, через совесть я карабкался с днища туда, где ни одна живая душа не посмела бы больше показать мне, что я никто и ничто в этом сучьем мире. И что же в конечном счете? Очередная история про Самсона и Далилу. Я, подобно наивному сосунку был очарован, обольщен и повержен. Ей - этой невежественной, вульгарной, бестолковой дурище удалось то, что не удавалось никому и ничему. Ей удалось сломить меня, раздавить, словно жука, размазав мою волю, мой дух, мою гордость - да всего меня со всеми моими нелепыми чувствами к ней -химере. Но самое позорное, что все это не от коварства или желания отомстить, а от глупости и трусости. Чайка и трусость, кто 6ы мог подумать? Хотя была ли она вообще - моя Чайка? Разве может искренняя, открытая, любящая до сумасшествия девчонка в один момент превратится в такое абсолютно деморализированное,низкое существо? Бред собачий. значит, уже была с гнильцой. А я обманувшись, проглотил, не распробовав вкуса и отравился, будто ядом, сжигающим напрочь все нутро, разъедающим его до кровоточащих язв. И как теперь жить, я просто не знаю… Хотя, к чему эти эвфемизмы? В красоте искусственных фраз жить как раз-таки можно. А вот если тебя вы*бал без вазелина какой-то сопляк на пару с твоей любимой женщиной - вот тут в пору удавиться. Потому что жить, постоянно спрашивая себя, как можно быть таким долба*бом в сорок-то лет, тошно. И мне тошно! От себя, от нее, от всего этого дерьма, в котором она нас выкупала. Так тошно, что хоть на стену лезь, головой об нее бейся и вой раненным зверем. Но я сижу тихо, пялюсь в одну точку, оглушенный и еще до конца не осознавший весь этот сюрреалистический пизд*с,и как конченное быдло хлещу охлажденный Гевюрцтраминер прямо из бутылки, а в голове голосом маленького мальчишки пульсирует лишь одно: «почему, почему, почему?».
– Олег Александрович,- врывается в мой вакуум боли тихий голос Анны Петровны. Я медленно перевожу на нее расфокусированный,пьяный взгляд. Она смущенно отводит свой и неловко переминаясь, наконец, озвучивает цель визита.
– Извините, но может, все -таки послать кого-то…