Казаки в Персии 1909-1918
Шрифт:
— Вот, — думаю, — старый человек, штаб-офицер, а прыгает через препятствия, словно молодой хорунжий. Хотя я еще не видел, чтобы кто-нибудь из младших офицеров нашей сотни скакал бы на препятствия!»663
П.Н. СТРЕЛЯНОВ (КАЛАБУХОВ)
,-ShS_____
В январе 1911 года Гавриил Федорович возвращается в родной 1-й Лабинский генерала Засса полк помощником командира по строевой части. За короткий период нахождения в должности — до октября месяца — у него, видимо, не сложились отношения с новым командиром полка полковником Рафаловичем, давшим войсковому старшине следующую аттестацию: «Знает строевую службу,
Войсковое начальство все решило по-иному: в октябре 1911-го Гавриил Бабиев вступил в командование льготным 2-м Черноморским полком. Следующим летом, в пятьдесят два года, он производится в чин полковника, а в мае 1913 года получает и 1-й Екатеринодарский полк.
Командуя Екатеринодарцами первые два года Великой войны, полковник Г.Ф. Бабиев награждается Георгиевским орркием, становится кавалером ордена Святого Владимира 3-й степени с мечами. В ноябре 1915-го Бабиева-старшего производят в генерал-майоры, в летнем наступлении армий Юго-Западного фронта — в июне 1916 года — он назначается командиром бригады (2-й Запорожский и 2-й Уман-ский полки) 1-й Кубанской казачьей дивизии.
^ ^ ^
Штаб 1-го Лабинского полка находился в мирное время в немецкой колонии Еленендорф, под Елисаветполем. 1-я — есаула Г.Ф. Ба-биева и 3-я — подъесаула П.С. Абашкина сотни стояли в Баку, где и окончил гимназию Николай Бабиев.
На получении среднего образования в классическом учебном заведении, а не в кадетском корпусе, чего хотел сам Коля и на что имел право, как сын офицера, настояла его мать Бронислава Бабиева. Желание мальчика, грезившего обо всем «военном и казачьем», во внимание не принималось.
К учебе он относился с прохладцей. Приезжая на каникулы к родителям, переодевался в мундир сверстников-кадетов и бежал на станцию «отдавать офицерам честь». Или надевал черкеску и учился танцевать лезгинку у младшего офицера сотни своего отца хорунжего Доморацкого, большого поклонника кавказских горцев.
«Славная школа»
В 1906 году Николай Бабиев в Петербурге. Он юнкер Казачьей сотни Николаевского кавалерийского училища — «Славной Гвардейской школы».
Военная выправка и лихое наездничество были гордостью школы. Чинопочитание, дисциплина, отдание чести возводились в культ, равно как и блестящее строевое воспитание или «отчетливость». Традиции отзывались и в дальнейшем, в полку.
Полковник В.Н. Ткаченко665, последний командир 1-го Лабинско-го полка в 1920 году, вспоминал юнкерские годы:
«Коля гордый был, но отличный товарищ. Вахмистром сотни был донец, он не любил Бабиева. И вот на первой же вечерней перекличке юнкеров сотни он произносит очередную фамилию — Бабиев, делая ударение на первый слог, то есть на букву «а». Бабиев молчит. Вахмистр вторично называет так же его фамилию, Коля опять молчит. Вахмистр видит, что юнкер Бабиев находится в строю, и резко делает замечание:
— Юнкер Бабиев! Почему Вы не отвечаете?
— Моя фамилия Бабиев, а не Бабиев, — делая ударение на букву «и», резко ответил он.
Так
Бабиев не любил учиться. Он забросил учебники и совершенно не занимался. Был бы он ленив или не способен к наукам — было бы понятно, но он просто не хотел учиться. Неудовлетворительные баллы его не пугали. На вечерних репетициях в классе он то шил себе чевяки, то какую-нибудь замысловатую кобуру или казенные шаровары на пуговицах переделывал на «очкур». Бабиев пищал на зурне или выбивал дробь на барабане или на парте, для лезгинки. Но в строю, в часы конной езды, джигитовки и рубки он преображался. И в этом у него не было конкурентов.
USz.
Николаевское училище — сердце русской кавалерии и рассадник лихих конников. Уроки езды и вольтижировки были ежедневными, а в сотне два раза в неделю была и джигитовка. Первые ремонты лошадей в казачью сотню набирались самим Великим князем Николаем Николаевичем, генерал-инспектором кавалерии. Кони действительно были на редкость и по своему экстерьеру и выездке резко выделялись среди прочих лошадей училища.
Совершенно естественно, что в кавалерийском училище на езду обращалось главное внимание. Прохождение курса начиналось на сложенных вчетверо попонах, на драгунских ленчиках, на уздечках и, конечно, без стремян, чтобы выработать посадку и шенкель. Такие упражнения удовольствия не доставляли, это не то что ездить по-казачьи, «охлюпью». Райское ощущение — садиться в казачье седло после драгунского ленчика. Плохо ездившие юнкера испытывали на себе не только неудовольствие начальства, но и нескончаемые насмешки товарищей, а это было, пожалуй, похуже. Хорошие ездоки ценились, и им нередко прощались многие грехи по учебной части. Это и спасало Бабиева в училище.
На конкур-иппике в Михайловском манеже Казачьей сотни юнкеров все любовались только им. На ежегодной знаменитой «лермонтовской карусели» в ложах был весь Петербург. После вольтижировки гвардейских конных полков — джигитовка сотни Николаевского училища. Бабиев проделывает трудный и опасный номер «мертвец». И сразу перед публикой — сцена погони. За Бабиевым гонятся, стреляют на ходу. На полном скаку, взмахнув руками, он откинулся назад и покатился кубарем по земле. Все в ужасе... Но к нему уже подскакали друзья, кладут рядом коней, хватают его поперек седла и скрываются, отстреливаясь...
«Николай любил дисциплину и «цук», — рассказывал полковник Ткаченко, младше его на год по выпуску из училища.
(В общем виде, «цук» — система внутриучилищного воспитания молодых юнкеров. Основана на традициях, военной дисциплине, моментальном исполнении приказаний старших. — П. С. /К/.)
На Рождественские каникулы едем в отпуск. В Москве пересадка. Узнав, когда отходит поезд, подхожу к столику, сказал Бабиеву и сел на стул.
— Ты почему сел без разрешения «хорунжего» ? — вдруг спрашивает он.
— Мы же не в училище, Коля, а в дороге, — говорю спокойно ему.
— Встать, когда говоришь с «хорунжим»! — вдруг крикнул он.
^
— Коля... да тише. Смотри, люди на нас глядят, — дружески урезониваю.
— Встать, «сугубый», и спросить у «хорунжего» разрешения сесть! — вдруг громче выкрикнул он.
Тогда в Николаевской сотне мы носили свою форму одежды, то есть были в черкесках, почему публика и без того обратила на нас внимание, а тут такой крик. Пришлось встать, взять под козырек и попросить у Бабиева разрешения сесть»667.