Казаки в Персии 1909-1918

Стрелянов П. Н.

«saa_

В конце августа — начале сентября он внезапно появился в Са-рыкамыше у офицеров 1-го Кавказского полка: Елисеева, Кулабухо-ва и других. В полку Бабиева любили и считали как бы своим. Он был очень возбужден и как будто хотел от чего-то отрешиться, забыться весельем.

Дружеский обед в гостинице, настоящий казачий борщ с помидорами, как украшение стола и главное блюдо. Когда командир Кавказцев полковник Мистулов, все войсковые старшины и есаулы отбыли отдыхать, полковая молодежь — сплошь подъесаулы и сотники — продолжила веселье вместе с Бабиевым. Николай

хотя и старший подъесаул среди молодежи, но он гость и не он распоряжался за столом 1-го Кавказского полка.

Тогда, вспоминал Ф.И. Елисеев, «чувство такта среди нас было очень сильно развито. Старший по выпуску иль баллу являлся старшим всегда и везде. И в случае чего — он мог и приказать. Старше меня по выпуску Кулабухов. ...В собрании, в ресторане, в гостях иль за столом — он был признан неизменно старшим всех нас»⁷⁰².

Сюда же пожаловали и офицеры Сибирской Отдельной казачьей бригады — соратники Кавказцев и Лабинцев по Турецкому фронту.

«Вино лилось... шли тост за тостом. Казалось, им не будет конца. Бабиев стал тяготиться и тостами, и вином, и бездеятельностью, Без песен и лезгинки веселье не было для него весельем. В таких случаях он должен двигаться, петь песни, танцевать лезгинку... Толкая в бок, тихо говорит:

— Давай вдарим лезгинку, чтобы показать ее Сибирцам,., но ты выскакивай первым, а потом приглашай меня и мы пойдем на пару...

Не буду описывать, как мы провели ее с Бабиевым. Хлопанье в ладони, выкрики, дикий «бум» заразили сибирских казаков.

— Казачка-а! Казачка-а! — закричали Сибирцы.

И понеслись они по очереди, по два, в свой танец, выбивая такт, притоптывая и переходя в присядку.

Ревнивый, самолюбивый, задористый Бабиев не утерпел. Он уже подоткнул полы черкески за пояс, бросил свою небольшую папаху на затылок, засучил рукава черкески и своим вызывающим видом и красными диагоналевыми широкими бриджами с серебряным галуном — просился «в бой казачьих танцев»...⁷⁰³

Карс, военный суд в составе трех офицеров. Председательствующий-генерал зачитывает: «Подъесаул Бабиев... лишается офицерского звания и зачисляется рядовым на 12 лет в арестантские роты». Как рассказывал Николай, он слушал приговор в каком-то ркасном забытьи и

ничего не понимал. Позже председатель суда говорит: «Вы свободны, подъесаул... идите домой... мы будем ходатайствовать о помиловании Вас». В тот момент Бабиев онемел, у него словно отнялись ноги. «Идите, подъесаул!» — повторил генерал, а он стоял как вкопанный, не в силах сдвинуться с места, ноги не действовали, настолько испугался. Подошедший офицер взял его под руку: «Пойдемте!» — и только тогда Николай сделал шаг, «вот было страшно»⁷⁰⁴.

Его отпустили домой и даже не обезорркили. По ходатайствам всех высших начальников Кавказского фронта, генерал-лейтенанта Абаци-ева, полковника Шатилова, отца Бабиева — командира бригады на Юго-Западном фронте, за выдающуюся доблесть и боевые ранения Николай был помилован.

В начале октября того же года Елисеев, находившийся в командировке, на вокзале в Тифлисе встретил генерал-майора Бабиева, отца Коли.

«Я его не видел с 1912 года. Тогда он был войсковой старшина и командир 2-го Черноморского полка. В зале первого класса толпа. Он сидел в конце большого стола и опершись головой на руку — был грустный и ни на кого не обращал внимания.

Мне так приятно было его видеть в чине генерала и на нашем Кавказском фронте, что я подошел и бодро, весело представился:

— Ваше превосходительство, позвольте представиться — 1-го Кавказского полка подъесаул Елисеев, друг Коли.

Услышав это, он быстро повернулся ко мне, не вставая подал руку и спрашивает — давно ли я видел Колю?

— Да недавно, Ваше превосходительство, около месяца тому назад.

— Ну, как он?

— Как всегда — бодр и весел, — отвечаю я, ничего не зная о случившемся с ним.

— Бронислава!., вот подъесаул недавно видел Колю и говорит, что он «бодр и весел». Подвинься сюда и познакомься с подъесаулом, — говорит он даме, которая сидела чуть вдали от него, за тем же столом.

—• Вы недавно видели нашего Колю?!., и говорите, что он бодр и весел?!.. — как-то тревожно переспросила она.

Это была мать Коли. Целуя ручку, я вновь наивно повторяю, не зная о случившемся несчастье с ним, что Коля был в гостях у нас в полку в Сарыкамыше и, как всегда, был бодр и весел.

Они ехали в Карс или в Сарыкамыш, а по какой причине — тогда этого спрашивать не полагалось, хотя мне показалось странным, что генерал-отец, командуя бригадой на Юго-Западном фронте, прибыл

КАЗАКИ В ПЕРСИИ 1909-1918 ГГ.

««А_:-

сюда не по службе, как он сказал. Точную же причину они не назвали. Проводив их на поезд, продолжил свой путь в Кутаио⁷⁰⁵. Как потом рассказывал Коля, отец, узнав о несчастье сына, немедленно прибыл к нему.

По своему чину подъесаула Бабиев получил уже все высшие ордена. И 22 сентября 1916 года его награждают... первым (младшим) офицерским орденом — Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость».

1 декабря он произведен в есаулы, а в январе 1917 года — в войсковые старшины, за боевые отличия. Почему это случилось почти одновременно и задержалось «по непредвиденным обстоятельствам» — теперь известно.

Память о том происшествии и о суде не отпускала Бабиева еще долго. В марте 1917-го 1-й Лабинский полк стоял на отдыхе в армянском селении Курдукули, на Араксе. Возвращаясь из Игдыря, подъесаул Елисеев заехал по пути к Лабинцам и был приглашен старшим другом на ужин, «в офицерское собрание» под открытым небом. Стояла теплая погода. Бабиев появился в кителе с навесными погонами и в фуражке Войскового цвета — синее поле и красный околыш. «Я впервые вижу его в этом военном костюме, — вспоминал Елисеев, — и должен сознаться, он ему был абсолютно не к лицу. В фигуре, в движениях, в походке ничего «азиатского», как все привыкли видеть его в затянутой черкеске. Прическа у него «ежиком», лицо чуть подернуто оспой, когда он был хорунжим... теперь — никакого «Хаджи Мурата» в нем нет». В те военные годы в кубанских полках китель носили редко. «Всегда все офицеры и казаки в черкесках, как единственная наша форма одежды, поэтому-то я и удивился, что такой казакоман и «азиат» Бабиев — вдруг в кителе».

Елисеев представился командиру Лабинцев полковнику Блазнову — «маленького роста, хорошо сложенному Терцу, активному и вежливому». По словам Бабиева, он «отличный командир и умный». Из офицеров полка первого года войны и 1915 года, когда Лабинцы и Кавказцы действовали вместе в Алашкертской долине, почти никого не было, как не было и штаб-офицеров, уехавших в отпуска. Блазнов сидел во главе стола, Бабиев, как самый старший из наличных офицеров, — по правую руку командира, гость подъесаул Елисеев — по левую.