Казанские "Тандерболты"

Слейд Стюарт

– На юг?

– На юг, братишка. Пойдёшь на запад - лес скоро закончится, там дальше только открытая местность. Думаю, ты знаешь, что фашисты ищут тебя и твоих товарищей. Если пойдёшь на восток, останешься в лесу, но в пяти километрах отсюда находится Глотовка [91] , там у них настоящее логово. На севере можно дойти до самого Чувашского плацдарма. Но гитлеровцы стянули к нему много войск, и подходы плотно патрулируются. Меньше всего их на юге. Леса дают нам хорошее укрытие, здесь много тех, кто нам помогает. А потом мы пойдём к западному берегу Волги, там тебя сможет подобрать бронекатер.

91

Посёлок

в 10 км западнее Шарлово.

Шульц с подозрением посмотрел на них.

– Откуда мне знать, что вы не немцы, и не заманиваете на расправу?

Двое партизан нахмурились, но их вождь понимающе кивнул.

– Разумный вопрос. Но сам подумай - фашистам даже не надо тебя обманывать. Найди они тебя первыми, то уже повесили бы. Или чего похуже.

Смысл есть.

– Тогда двигаем. Колбасники будут здесь совсем скоро.

Предводитель кивнул.

– Сбито самое меньшее два бомбардировщика. То есть в здешних лесах ещё много твоих приятелей. Мы, партизаны, стараемся найти их до того, как это сделают гитлеровцы.

Больше говорить было не о чем. Шульц последовал за тремя лесовиками на юг - это выглядело единственным разумным решением.

Лес напоминал сержанту пологие горы, где он раньше охотился с отцом. Сосны росли прямыми и отстояли одна от другой достаточно далеко, чтобы повсюду зеленел густой подлесок. Идти было легко, но подлесок давал возможность стать невидимым, всего лишь отойдя на несколько метров и затаившись. Искать пришлось бы долго! Шульц сразу понял, что в этих лесах дичью станут немцы. А потом он заметил кое-что необычное. Сквозь зелень вели скрытые тропки. Растительность на уровне земли местами была подрезана, но столь тщательно, что со стороны увидеть невозможно. Такие метки создавали ниточку всего в ладонь-другую шириной, но идти по ней оказалось быстро и легко. Они шли по одной такой стёжке нескольких минут, когда главный партизан поднял руку и указал на куст левее потайной тропы. Одна ветка была подломлена на длину пальца от основного стебля и на два после первого надлома. Партизан осторожно раздвинул ветки, чтобы показать тонкую проволоку, протянутую через тропку. Даже сейчас её едва можно было разглядеть. Шульц понял, что такая тонкая стальная нить запросто поранит ногу, и догадался - растяжка устроена не просто чтобы только кого-то задержать. Граната? Или немного взрывчатки и гвоздей? Его уверенность лишь укрепилась от наблюдения за тем, как осмотрительно и осторожно партизаны перешагивают через проволоку.

Он огляделся. Лес был одинаков во всех направлениях. Сосны росли совершенно хаотично, не давая никаких внятных ориентиров. Сами деревья тоже выглядели одинаково, и веток на них, казалось, торчит примерно поровну. Подлесок оставался просто подлеском, без каких-нибудь примет. Солнце светило рассеяно, рассмотреть его сквозь ветви и привязаться к местности было нельзя. Даже оно не могло помочь тем, кто случайно попал сюда и пытается найти выход. Русский лес, ни границ, ни дорог, подумал Шульц. Здесь нет примет и ориентиров, здесь исчезают сами понятия времени и расстояния. Он видел, как легко люди могут скрыться за деревьями и больше не показываться, пока сами не захотят. И тебя поглощает эта единая, бесстрастная сущность, наблюдающая за происходящим тысячами безразличных и беспощадных глаз.

Наконец - он не знал, сколько прошло времени - партизанский вождь вновь поднял руку.

– Надо ждать здесь, братишка. Впереди перекрёсток. Фашисты выйдут на него вместе со всеми твоими товарищами, которых сумели захватить. К ним подъедет машина с базы в Глотовке. Можно подойти немного ближе, но очень осторожно. Если мы видим их, возможно, и они нас засекут.

На дороге появилось отделение немецких солдат.

Были хорошо слышны их голоса. Они вели двух американцев, легко распознаваемых по кожаным курткам. Шульц присмотрелся и узнал обоих.

– Это - Альф Никса и Эд Розенблюм. Хвостовой и бортовой стрелки с DE-G.

Партизан кивнул. Несколько минут спустя подошла ещё одна группа. Четверо немцев привели третьего пленника. Шульц узнал и его.

– Фрэнк МакДермотт, нижний стрелок с того же борта. Повезло, выпрыгнул.

– Я так не думаю.

Они продолжали наблюдать. Немцы усадили пленников на обочину и не спускали с леса глаз. Подкатили два маленьких грузовика "Опель", обычных для германской армии. Из кузовов выпрыгнули унтеры, подошли, что-то сказали солдатам и через минуту удалились. К потрясению Шульца, они вскоре вернулись с автоматами и скосили пленных двумя длинными очередями. Как только стрельба прекратилась, один из солдат принёс 20-литровую канистру. Унтер вылил его на тела и бросил зажжённую спичку. Шульц расслышал хлопок вспыхнувшего бензина и ему показалось, что из пламени донёсся короткий вскрик. Немцы сели на грузовики и покинули перекрёсток.

– О боже. О боже. Почему? Почему они так сделали?

Партизан с сочувствием посмотрел на него.

– Ты сам сказал, они были стрелками. И не могли сказать фашистам ничего интересного. Пилоты, радисты, штурманы и бомбардиры могут расколоться на что-нибудь полезное, и их отвезли бы в Глотовку для допроса. Только потом от них всё равно бы избавились.

– Нам нужно попасть туда. Пожалуйста,..

Шульц понял, что не знает, как зовут собеседника.

– Мы не используем имена. Они, в случае чего, могут выдать фашистам, где искать наши семьи. Вместо этого псевдонимы. Сейчас у нас есть только они. Я - Орлан. Насчёт того, о чём ты просишь. Туда нельзя соваться. Фашисты ведь не дураки, и иногда оставляют группу прикрытия. Мы не можем даже пересечь дорогу, пока будем уверены, что они ушли. Сейчас Грач и Ворон обследуют местность. Если всё чисто, попробуем вытащить твоих товарищей. Но в темпе, так как нам ещё далеко топать.

Двое партизан с пистолетами исчезли, оставив Шульца и Орлана у дороги. Шульц был потрясён. Увиденное выходило за рамки его опыта. Он знал, что если бы ему кто-то рассказал подобное, он бы не поверил, посчитав топорной пропагандой. Орлан посмотрел на него.

– Мне нечем тебя утешить. Все мы потеряли столь многих, что устали обращать внимание на такое. Могу только обещать - мы сделаем всё возможное, чтобы вытащить тебя. Тогда ты сможешь рассказать, сегодня здесь произошло.

Россия, аэродром Большая Тарловка, 305-я бомбардировочная группа

– Мы не потеряли ни одного самолёта. Ни от зениток, ни от истребителей. В 19-й один сбитый, в 35-й два, все от воздушных атак. Правило двадцати секунд не работает!

В устах любого другого, наверное, такие слова могли показаться торжествующими или даже злорадными. ЛеМэй говорил сухо и методично. Одна проблема решена, акцент смещается к следующей.

– Истребительные группы докладывают следующее. Потеряно два P-47, оба от огня 190-х. Пилоты не найдены, при этом есть крайней мере одно свидетельство, что кого-то из них немцы расстреляли в воздухе после прыжка. Лётчики заявляют от двадцати четырёх сбитых, наши стрелки о тридцати.

Холланд выглядел скептически. Но случай избавил его от едких комментариев лётчиков-истребителей по поводу того, что стрелки бомбардировщиков претендуют на большее число побед. На столе ЛеМэя зазвонил телефон и Холланд взял трубку.

– Кабинет командующего. Есть, сэр, передам.

– Хамфри?

– Штаб 40-го бомбардировочного крыла. Они хотят увидеть снимки Пензенской сортировочной, как только мы их получим.

– Как только, так сразу. Гонсалес занят проявкой. Нам нужна собственная лаборатория.