Казанские "Тандерболты"
Шрифт:
– Случись такое в Америке, я в первую очередь искал бы недовольного рабочего - того, кто чувствует себя заброшенным или непризнанным. На подобные слабые места фашисты непременно будут охотиться. Человек даже может не знать, что его используют. Он может рассматривать свои действия как ответный удар тем, кто проигнорировал его, или вовсе считать себя патриотом, предупреждающим о проблеме.
Чекист кивнул вновь.
– Отличное предложение. Как только мы найдем, кто это, поймём и суть вопроса.
Кеннеди всё-таки не утерпел.
– Товарищ чекист, можно спросить? Ваш левый глаз на самом деле стеклянный?
– Так и есть. Как вы узнали?
– У него доброжелательный взгляд.
В комнате повисла оглушающая тишина. Капитан Лапшин превратился
– Доброжелательный взгляд, говорите? В ЧК такое недопустимо. Я настою, чтобы его заменили более суровой моделью. До свидания, товарищ лейтенант. Родина признает ваши заслуги и благодарит вас.
Россия, аэродром Большая Тарловка, 305-я бомбардировочная группа
– Сэр, к вам капитан Ричард Гонсалес.
– Пусть заходит.
– Фотографии, полковник, - Гонсалес перенял привычку ЛеМэя выражаться как можно более кратко, - Первый набор. Четыре цели, которые вы назвали. Все бомбили достаточно недавно, чтобы это можно было заметить. Но ничего нет.
ЛеМэй посмотрел на снимки. Его обычный угрюмый вид только усугубился, когда он изучил их.
– Хорошие кадры. Чёткие.
– Сделаны в косом освещении моей носовой камерой. Так легче всего обнаруживаются воронки от бомб, потому что дают круглые тени. Они не появятся в полдень, если только у вас не стереокамера. Я принёс проектор. Так будет намного лучше.
Гонсалес открыл коробку и настроил прибор. ЛеМэй с интересом всмотрелся.
– Ваши камеры стабилизированы? Не вижу никаких признаков маневрирования.
– Маневрирования? А его и не было. Я пролетел прямо над целью, сохраняя курс и высоту. Так лучше для съёмки.
– Для гуннов тоже. Удивлён, что вы до сих пор живы.
ЛеМэй снова хмурился, на этот раз от глубокой задумчивости. Он ощущал, что нащупал кое-то важное.
Гонсалес немного поколебался, но решил - полковнику нужно объяснение.
– Сэр, зенитки бьют не по отдельной машине. Они наводятся в некий расчётный объём неба, через который должны пролететь цели. Величина этого объёма зависит от высоты, но обычно чем выше летит самолёт, тем он больше. Как только самолёт оказывается в этом пространстве, его шанс быть пораженным зависит от того, как долго он там находится и сколько их там всего. Мой F-5 маленький, и я проскакиваю зону поражения почти на семи тысячах метров как адская летучая мышь. У меня есть система впрыска воды [78] . Добавляет самое меньше 35 километров по сравнению с базовым P-38. Зенитный огонь не проблема. Истребители - другое дело. Тогда я могу только дать газ до железки и удирать.
78
Впрыск воды или водно-метанольной смеси во впускной тракт поршневого двигателя резко охлаждает распылённое топливо, позволяя втиснуть в тот же объём большее его количество. Кроме того, водяная взвесь стремительно испаряется, помогая толкать поршни. В результате повышается мощность, только пользоваться таким форсажем можно недолго. Обычно не более 10 минут непрерывно, с обязательным 5-минутным перерывом для отдыха двигателя.
– Откуда вы всё это знаете?
– Мой брат служит на флоте, сэр. Когда началось расширение флота, он пошёл в школу артиллерийского дела и стал специалистом по зенитным системам. Сейчас он на "Нью-Мексико" [79] . Сдаёт на старшину, а я помог ему с учебниками. И сам по ходу дела многому научился.
ЛеМэй неразборчиво проворчал и снова посмотрел на снимок. Все четыре цели, которые он выдал Гонсалесу, были почти не повреждены. Конечно, можно было бы рассчитать точно, но всё выглядело так, будто
79
Американский линкор дредноутного типа, 1915 года постройки.
– Вторая партия, сэр. B-26 ударили сегодня утром. Вот так цель выглядела до налёта.
ЛеМэй вложил снимок в проектор и рассмотрел. Он увидел два радара "Фрейя" и "Вюрцбург", домики операторов и ограждение периметра. Фотография показывала даже тропинки, натоптанные между строениями и следы потревоженной земли, указывающей на минные полях.
– А вот так - теперь.
Не было ничего. Вместо по-немецки аккуратного объекта виднелись только воронки, наползающие одна на другую. Насколько ЛеМэй мог разобрать, в пределах периметра легло не меньше сотни бомб. Картина больше была похожа на перепаханное поле или места сражений Первой мировой.
– Проклятье. Они накрыли за одно утро целей больше, чем мы за полгода.
Гонсалес скривился.
– Первый раз у них получилось. Надеюсь, второй они не попробуют. Колбасники будут ждать их со счетверёнными 20-мм пушками. Как бы там ни было, вот третья подборка, сделанная случайно. Я включаю камеры заранее, до входа в район цели, и выключаю только когда покину его с запасом. Тогда я уверен, что заснял всё. Вот это, кажется, цистерны под камуфляжной сеткой. В последних сериях из двух предыдущих вылетов я нашёл кое-что, похожее на пехотные подразделения на марше. А здесь, думаю, у нас промежуточные склады снабжения. Я не аналитик, но в первом приближении всё говорит о сосредоточении немецкой бронетехники, пехоты и артиллерии вокруг Чувашского плацдарма. Пожалуй даже, для скорого наступления.
ЛеМэй кивнул.
– Попросите полковника Холланда немедленно передать снимки в войска. Отличная работа, капитан. Поблагодарите от меня свою птичку.
Гонсалес улыбнулся, козырнул и ушёл. ЛеМэй закопался в книжный шкаф и не успокоился, пока не отыскал старое наставление по артиллерии, оставшееся со времени учёбы в корпусе офицерского резерва. Разведчик не знал, что разговаривал с человеком, который изначально обучался на артиллериста. Он даже не понимал, зачем таскает за собой старое руководство по французским 75-мм орудиям, а вот в России пригодилось.
Итак, немцы используют 88-мм, не 75, но можно сделать приближение. Теперь помещаем цель размером с B-17, вписанную в соответствующий квадрат, в восьми километрах от орудия. Придаём ей скорость 360 километров в час...
Он быстро шелестел карандашом, складывая, вычитая, учитывая рассеяние и погрешности наведения, потом допуская концентрацию огня. И в конце концов вывел число. Триста семьдесят два снаряда. Столько потребуется колбасникам, чтобы получить попадание точно в описанную цель. Триста семьдесят два выстрела на поражение прямолетящего B-17. Двадцать пять минут непрерывного огня ради одного попадания. Не десять секунд, двадцать пять минут. Батарея из двенадцати зениток может сбить самое большее два самолёта. Уменьшить интервалы в строю, чтобы самолёты занимали меньше места в расчётном объёме. Лететь прямо, выдерживая высоту - это сократит время нахождения в поражаемой зоне. Ну и где эти десять секунд? Спорю, это было страшилкой для новичков, которую приняли за несомненный факт. Всё, прямо с завтрашнего дня забываем о фигурянии по всему небу и начинаем переобучать пилотов на полёт в сплочённом строю. Самому построению тоже надо уделить внимание, учесть каждый ствол. Нужно расспросить Гонсалеса, как лётчика-истребителя. Ненадолго он пожалел, что перешёл в бомбардировщики, но потом напомнил себе об однажды выбранном курсе. Истребители для забав, бомбардировщики для дела.