Каждый за себя
Шрифт:
– От чего отвлечет?
– Ах да, - он немного смутился, - вы же не знаете.
Ее молодой человек погиб, когда вас освобождали.
– Кто погиб? Игорь?
– Кажется, его так зовут. Ника, я понимаю, у вас много вопросов, вам хочется обо всем узнать, но вам сейчас лучше всего уснуть, поверьте мне, вы же врач, должны понимать.
Я понимала. Как врач я все понимала. Но как женщина - изнемогала от желания все узнать. Врач и женщина боролись во мне не на жизнь, а на смерть. Тут же из дальних закутков памяти вылез Лев Кассиль со своим классическим вопросом: если слон на кита влезет, кто кого сборет? Не знаю, кто победил в кассилевском поединке, но в моем победил врач. Я добросовестно уснула, не успев даже увидеть Алену. Сон обрушился на меня в тот момент, когда медсестра
Не знаю, сколько времени прошло, пока я окончательно не проспалась после наркоза, но, когда я вполне бодро открыла глаза в очередной раз, капельницы не было, аккуратненький катетер одиноко торчал из моей руки чуть повыше запястья, а на кожаном кресле рядом с кроватью сидела Анна.
– Вы проснулись, Вероника?
– радостно спросила она и заплакала.
– Ну, как вы?
– Нормально, - ответила я, с удовлетворением ощущая, что артикуляционный аппарат слушается меня гораздо лучше, чем прежде, когда я разговаривала с сыном Никотина. Просто-таки совсем хорошо слушается.
– Рассказывайте.
– Что рассказывать?
– Да все. Как я здесь оказалась. Как вы здесь оказались. Вообще все, что знаете.
Свой потенциал слушателя я переоценила, потому что на протяжении всего рассказа периодически проваливалась в сон. Наверное, Анна не сразу это замечала, и часть ее повествования ушла не в мои уши, а в пустоту, поэтому всей полноты картины я в итоге не получила, но все равно, даже того, что я сумела воспринять, оказалось достаточно, чтобы потом долго думать и удивляться.
Оказалось, я сильно и самонадеянно заблуждалась, когда полагала, что хорошо изучила семейство Сальниковых. Мало того, что они, оказывается, искали меня всю ночь, мало того, что они сообразили, как нежелательно мне иметь дело с официальной милицией, так они еще и подняли на ноги всех, кого могли. Они привлекли к моим поискам Анну и всю ее семью, даже привезли больного Вадика, который вскрывал в Интернете мой почтовый ящик и искал в моей переписке зацепки, позволяющие понять, что произошло. Они нашли Никотина. Старый Хозяин тщательно, со знанием дела обыскал мою комнату и нашел документы - договор и приходный кассовый ордер - частного детектива Севы Огородникова. Связался с ним и попросил помочь. Какое счастье, что я не стала забирать у Севочки присланные шантажистом фотографии, а то и их Николай Григорьевич нашел бы…
Несмотря на слабость, меня от ужаса в жар бросило.
Севочка и его помощник Алеша тут же примчались.
Николай Григорьевич не подвел меня, держался молодцом, тяжелого приступа не выдал, ограничился всего-навсего кислородом из одной подушки, после чего вспомнил о своем славном профессиональном прошлом и активно включился в работу. Это еще раз подтвердило мысль о том, что людям нельзя уходить на пенсию до тех пор, пока они еще могут работать. Уходить надо тогда, когда физически больше не можешь, а пока можешь, пока есть силы встать и идти и есть интерес делать дело - иди и работай, и никто не должен иметь права тебе запрещать или мешать. Чем дольше Главный Объект сидел в своей скорлупе, тем больше обострялись болячки, а как до реального, настоящего дела дошло, так и болеть забыл. Но самым удивительным для меня было сообщение о том, что Алена привела в "лагерь поисковиков" своего поклонника Игоря. И ведь не побоялась! Вспоминая себя в ее возрасте, могу ответственно заявить, что если бы у меня в семнадцать лет был роман с мужчиной хорошо за тридцать, то я бы костьми легла, но не допустила, чтобы мои родители об этом узнали. Потому что они просто убили бы меня за это. То ли наша Алена такая смелая, то ли Гомер и Мадам у нас такие продвинутые…
Нет, все-таки мое предназначение - быть женщиной, а не детективом. Потому что в этом месте рассказа мне гораздо интересней стало "про любовь", чем "про страшное".
– И как родители Алены к этому отнеслись?
– спросила я Анну.
– Знаете, Вероника, они, по-моему, были немножко в шоке. Игорь им очень не понравился, но для них в тот момент было намного важнее найти вас, поэтому они сдержались и отнеслись к нему просто как к члену коллектива. И еще, знаете… -
– Глуповата?
– пусть болезнь оправдает мою прямолинейность.
– Не знаю… Короче, она решила, что наш Костик гораздо больше подходит вашей Аленке, чем Игорь, и…, в общем, она этого не скрывала, а Игорь ужасно злился, потому что намерения Наташи были так очевидны… Алена этого, кажется, не замечала, а Костик только хихикал.
Я ведь вам говорила, у него есть девушка, очень хорошая, о женитьбе ему, конечно, думать еще рано, но все равно, зачем ему Алена? У него есть Милочка. А вот нашему Вадику ваша Аленка очень понравилась, но он понимал, что с Игорем соперничать не может, и переживал. Он, конечно, ничего мне не говорил, но я же мать, я вижу.
Дальше опять пошел рассказ "про страшное", про то, как совещались все собравшиеся, обсуждая историю Вадика Фадеева и Виктора Валентиновича Кулижникова, как куда-то звонили Никотин и Севочка Огородников, а Алеша ездил по разным местам и что-то узнавал, как потом Гомер, муж Анны, Севочка и Игорь, каждый на своей машине, ездили за город в разных направлениях и по разным адресам и докладывали о результатах двум руководителям "штаба" - Николаю Григорьевичу и Никотину. И как поздно ночью, вызвав знакомых омоновцев, поехали меня освобождать. Анну с собой, естественно, не взяли, поэтому о деталях боевой операции она ничего рассказать не смогла. Только то, что Игорь погиб, рванувшись вперед и не слушая команд руководившего захватом омоновца.
"Про страшное" кончилось, началось "про хорошее", то есть про спасение. Для всех пострадавших вызвали "Скорую", но поскольку реально пострадали только мои похитители, то их и увезли куда бог послал, кого в дежурные больницы, кого в милицию. В стане "наших" была одна потеря - Игорь, но ему больница, к сожалению, уже не понадобилась. А меня отвезли туда, где работает сын Никотина, это была инициатива Назара Захаровича, который, оказывается, заранее предупредил Юрия, что может понадобиться хирургическая помощь для хороших людей, и Юрий добросовестно сидел в больнице и ждал, пригласив на всякий случай всех хирургов. Больница платная, дорогая, но очень хорошая, и врачи здесь опытные и знающие, и персонал вышколенный, и условия замечательные, и палаты только одноместные, в каждой - свой санузел, телевизор, холодильник и кондиционер, и даже пепельница для курящих.
Как только меня привезли сюда, вся команда "поисковиков" подтянулась в больницу и ждала, пока не закончится операция и я не проснусь после наркоза. Теперь, когда уже понятно, что все хорошо, что операция прошла успешно и я ее отлично перенесла, народ подуспокоился, некоторые даже уехали домой поспать, а остальные, самые стойкие, сидят в холле и отказываются уходить, пока им не дадут возможности увидеть меня бодрствующей и внятно разговаривающей.
Я отказывалась это понимать и в это верить. Для меня это было запредельно. Как могло получиться, что вокруг меня, такой одинокой и никому не нужной, затерянной в огромном мегаполисе, есть, оказывается, люди, которым не безразлично, где я и что со мной? Может, я все еще сплю и все это мне снится? Или я брежу?
– А кто там, в холле?
– осторожно спросила я.
– Аленка сидит, Наташа, наш Вадик. Назар Захарович тоже здесь, но он у Юры в кабинете. Говорит, что вот хоть случай представился с сыном подольше пообщаться, а то они оба такие занятые, что редко видятся. А ваш дедушка в соседней палате.
– Какой дедушка? Николай Григорьевич?!
– Ну да.
– Что с ним?!
– перепугалась я.
– Сердце? Язва?
– Да ничего страшного, не волнуйтесь вы, - засмеялась Анна.
– Он сам вызвался полежать тут с вами, чтобы вам не скучно было. Юра сказал, что лежать вам долго, как минимум месяц, а то и два, тогда Наташа стала беспокоиться, кто же будет с дедушкой сидеть, пока вы болеете, потому что другую сиделку нанимать они не хотят, в общем, там целое дело… И вот Николай Григорьевич сам подал идею лечь сюда, и врачи под рукой, и к вам поближе. Он сказал, мол, вы столько для него сделали за то время, пока работали, что ему не грех и долг вам отдать.