Казна Кальвадоса

Сорокин Александр Сергеевчич

– Дура! Родригес женится по расчёту. Мы с Боцманом ждём подарков.

– Нам обещали, лишь бы ничего не помешало церемонии.

– Мне-то какое дело! Я полковника любила.

Церемония завершилась. Священник дал новобрачным вкусить облаток.

Хуанита повернула к Степанову орошенное слезами лицо. «Прости» , - беззвучно прошептали её губы. Степанов сжался.

– Где торт? Когда вечеринка и торт?
– скакал , бросив шлейф, Педро.

– Ох, и займусь я твои воспитанием, мальчик, после усыновления, - мрачно пообещал ему Родригес.

Длинные тени легли из расписных

окон. Чёрные и белые фигуры пошли среди скамей. Опустив головы, Степанов и Педро поплелись вслед новобрачным.

Часы на башне били, меланхолически разнося благовест пальмам, хижинам и беспокойным бабуинам, осаждавшим порог собора.

15

Вечер. Воды Индийского океана с еле слышным шелестом бьются о борт яхты «Эльдорадо». Дремлет на шканцах вахтенный матрос. Тонкий край солнца повис над тёмно-синей гладью, крапинки вспыхивают и уносятся прочь, омрачая светило. Это стаи летучих рыб планируют у поверхности. Они охотятся за планктоном и мошками. Чешуя рыб золотится, тела роняют узкие тени. Рыба-молот преследует летучих рыб, но она невидима. Зато хорошо различим полковник Родригес в белой соломенной шляпе и элегантном светлом костюме. Он стоит на корме и любуется далью. Рядом с полковником полная флуоресцирующая масса Хуаниты. Она надела платье с блёстками и переживает за визуальное увеличение фигуры. Хуанита опустила ладонь на плечо полковника. Голова лежит поверх. Алые губы шепчут. В ногах матери и отчима притулился Педро. Он играет на мобильном телефоне. Личность его занята. Если б ревунам раздали мобильные телефоны, насколько спокойнее они бы стали, думает мальчик. Мать его не думает, она говорит:

– Полковник, красота природы в самодостаточности, человека – в обретении. Какова твоя мечта, любимый?

Полковник подвигается к Хуаните, гладит по шёлковой голове:

– Построение Новой Иерархии – моя идея, главное направление жизни. Люди устали от свободы. Она развратила их. Вспомни, совсем недавно считалось предосудительным носить юбки короче колен. Сейчас разрешено ходить голыми. Некогда можно было жениться только единожды на всю жизнь. Теперь выходить замуж разрешено и за авторучку. Политики изоврались. Нравственность упала. Потеряны ориентиры. Для чего ты живёшь, спроси каждого. И долго будешь ждать ответа.

– Я живу для тебя, любимый.

– Ты женщина. И женщина порядочная. Для чего тебе ещё жить? Я мужчина. Мне приходится искать.

– Смысл жизни в слиянии с природой, - подал голос Педро, увлечённо ронявший «капли» в «колодец».

– Парень что-то решил для себя, - полковник поднял Педро и усадил на борт.

– Мальчик свалится! – забеспокоилась Хуанита.

– От судьбы не уйдёшь, - стоически констатировал Педро, продолжая играть на телефоне.

– Идеалов нет ни у отдельного человека, ни у обществ, - продолжал Родригес.– Свобода перешла в разнузданность. В сфере духа, начиная с Лютера, человечество лишь разрушает. Я возьмусь строить. Я дам несвободу, о которой тайно мечтают уставшие. В рабстве и господине люди обретут покой и наслаждение.

– Как станешь действовать, сердце моё?

– Силой, лаской, хитростью. Для заплутавших и неразумных

хороши и горькие лекарства. Я спасу людей от них самих, открою желания, спрятанные втуне. Я возвращу растерянные идеалы. Обретя смысл существования, люди заставят планету моими памятниками.

– Великая задача! – в восхищении выдохнула Хуанита.

– Чтобы её выполнить, потребуется много золота, - полковник сжал кулаки.

– Котик, ты такой же идеалист, как и я , - Хуанита обняла Родригеса за талию.

– И я, - добавил Педро.

В сгущавшихся сумерках шумно выпустила фонтан касатка. Со склонов острова, потревоженного селем, сползали багровые языки лавы. Накрапывавший тропический дождь не мог их погасить. Нарождавшийся вулкан попыхивал как спросонья великан.

16

Кальвадос, болтавший с Боцманом, управлявшим штурвалом, не выдержал дождя и направился в трюм. Спустившись на нижнюю палубу, где в каютах сидели в заточении пленники, он различил голоса и прислушался.

Степанов стоял в коридоре и горячо, на надрыве, оправдывался:

– Понимаете, она заставляет меня жениться. Я же её совсем не люблю!

Степанову из-за двери отвечал голос принадлежавший Скакунову:

– Слабак! Женись немедленно, пока предлагают. Сказала бы она мне, я бы не колебался!!

– Вы не берёте в голову…

– Я очень беру в голову, как следует поступать сотруднику Внутренних Органов. Данила Евгеньевич, скажи своему…

– Валера, поступай как велит Альберт Альбертович, - поднял слабый голос Данила Евгеньевич.

– Эстер мне отвратительна.

– Родина тебе отвратительна?!! – взревел Скакунов и тут же получил приглушённое шиканье от Данилы Евгеньевича: « Тише! Умоляю, тише!».

Послышалась возня, сопровождаемая толчками, невидимой борьбой.

– Степанов, ты должен жениться, в интересах родины, - поскрежетал твёрдый голос Скакунова. – Женись или умри.

– Вы уверены, что Эстер поможет вам?

– По крайне мере, смягчит позицию полковника. Он обещал скормить нас акулам, как только закончится медовый месяц.

– Хуанита… - вырвалось у Степанова.

– Чёрт побери! – флейтой полился высокий тенор Скакунова. – Я не на такой женат!! Какие сомнения? Тебе достаётся шикарная женщина, как минимум внешне. У Данилы Евгеньевича вообще мегера…

– Попрошу!

Скакунов прикусил язык. Он вспомнил, что Данила Евгеньевич женат на бывшей супруге Степанова. Необдуманными словами он обижал обоих.

– Я хотел сказать, многие разведчики, ради легенды женаты на ничего не подозревающих аборигенках в странах пребывания.

– Я не разведчик!

– Все мы в семье в чём-то разведчики, - глухо сказал из соседней каюты Борис.

– Чувства податливы. Женишься – любишь, через два года – ненавидишь, и наоборот. Если ты колеблешься, предлагаю голосование, - сказал Скакунов.

– Ну, какое голосование, Альберт Альбертович! – умоляюще укорил Степанов.

– Добьешься нашего освобождения, разведёшься. Как старший по званию тебе говорю, - предложил Данила Евгеньевич.

– Вы пообещайте, - пронзительным дискантом пропищала Полли.