Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Дополнительное веселье вызвал растерянный вид Варрела. Веселье и заботу. Затопчут его не сразу, мебель пострадает. Да ежели гостя изувечат – не дело, а ведь под горячую руку и прибить могут, даром что оружие на входе сдали. А кулаки? А сапоги? А мебель та же?
– Благородные воины желают драки? – поинтересовался Кейр громогласно. – Так прошу – во дворе да на кулачках. И вам забава, и чинно выйдет. За распорядителя будет Тулла. А врач и тем более священник, надеюсь, не понадобится. В крайнем случае неподалеку есть Бриана.
– А мэтр Амвросий? – спросили.
– Отсыпается.
– За лекаря и я могу, – предложил седой друид. – Да не смущайтесь, я ничем не
Старший из друидов остался наблюдать за поединком – второго не понадобилось. Варрел довольно быстро признал поражение, не ожидая, пока сильный да опытный противник не расквасит ему чего‑нибудь в кровь. Втравливать клан в новые распри ему не хотелось, да и честь ушла – победить всех посетителей "Головы Грифона" по очереди он не надеялся. Потому получил пару‑другую тумаков, сам нанес неплохой удар и запросил пощады. Драка на пиру – не дуэль, отрезанная голова в финале не требуется. Победитель место "царя горы" занимать не стал, вместо того пощупал кошель и предложил по кружке "угольного пива" каждому зрителю. И даже Варрелу, у которого таки появился в списке небольшой подвиг. "Воин, которому предлагали долю героя четверти Камбрии." Вес поднял – не удержал. Бывает. Но перспектива, выходит, есть.
Двое же свободных друидов сочли за благо договориться с Кейром о комнате. Предложение Иниров забыли. Темноволосый еще заметил, что Кэдманам с такими врагами и друзей не нужно.
– Нужно, – уверенно возразил Кейр. – Из‑за того что мы дружим со всеми сильными кланами, во врагах оказался.
– То, что осталось?
– Вот именно.
Теперь его речь звучала почти намеком. С учетом предыдущей сцены оставалось заключить: намек и есть. И потому, не дожидаясь первого среди равных, двое друидов начали тихонько обсуждать – что же такое можно предложить хозяину заезжего дома, чтоб он допустил их посмотреть на болящую богиню. А то и побеседовать с нею…
Лечение, между прочим, оказалось первейшим вариантом. Исцелить Немайн – если это действительно Немайн, а все шло к тому – друиды не могли. А вот облегчить страдания – вполне. Что дело серьезно – было понятно. Но успех‑то гарантирован. Если там богиня. А если нет и отравленная просто зажилась маленько? Бывают и медленные яды. А ведь случись что, виноватыми окажутся друиды, и ни один служитель старых богов более не ступит на землю Диведа. А скорей всего, всей Камбрии.
Потому первым вспомнили самый надежный и самый одиозный метод – жертву. И с ужасом поняли, что приходится оценивать не способ проведения запрещенного на христианских землях обряда, – но его действенность. Смысл жертвы – замена. Подставить судьбе вместо одного человека другого. Если сила, которую умиротворяют, не дюже разумна или подслеповата, появляется шанс подсунуть ей что‑то не совсем равноценное. Петуха за свинью. Корову за человека. Раба – за свободного. Воина – за короля…
Чем опытнее друид, тем больше выбор, тем мельче жертва. Но если при смерти богиня, что можно предложить мировому равновесию взамен? Человека мало. Даже друида.
– Бога бы поймать, – заметил кряжистый. – Гвина того же… Нашим, кто еще остался, было бы не обидно.
Друид‑кузнец поскреб темя. Кряжистый с завистью последил – у самого блестела плешь, не хуже епископской тонзуры. Правда, совершенно естественная. А если учесть, что лоб приходилось подбривать, сущая глупость получалась. И неблагообразие.
– Где ж его возьмешь, – сказал. – Да и не хорошо. Как‑то же обходились раньше цыплятами и овцами… Ты вообще коров резал. Может, взять много скотины? Целое
– А зачем? – спросил наконец. – Самозванке, если человек, и корова сойдет. Управимся. А сида выживет сама. Наше дело только облегчить. А это травы, отвары. Спину помять, конечности, чтоб не застаивалась кровь. В общем, завтра предлагаем помощь Дэффиду ап Ллиувеллину – так хозяина зовут. А для начала попросимся хоть одним глазком на сиду посмотреть – чтобы установить, какие именно зелья варить придется.
– Мне проще, – сообщил кряжистый, – я руками лечу и языком. Только вот от отравлений обычно не помогаю. Ну а эллилов прострел или одержимость – всегда пожалуйста.
Родичи собрались, чтоб не отнимать воздуха, в соседних комнатах. При Немайн осталась только мать и целители. К тому времени, когда Дионисий со свитой вошел к болящей, мэтр Амвросий уже заканчивал допрашивать сиду.
– Пульс бешеный, – констатировал врач. – Немайн взрывается изнутри, как мех с перебродившим вином. Но это ненадолго. Хотя бы потому, что сердце долго такого не выдержит.
– Не надо долго, – сида едва говорила, – надо достаточно. Это… испытания. Как новой колесницы… Органы… Как механизмы… По очереди… Сейчас сосуды. Потом другое… Я скоро забудусь опять. Надолго… Не навсегда… Надо только ухаживать. Знаете лучше… чем я.
Немайн замолчала в чуткой тишине. И епископ, понявший главное, спросил:– Сколько у нас времени, мэтр?
– Не знаю…
– Хорошо, начнем. Возможно, успеем…
Пирр до рези в глазах всматривался в багровое от болезни пятно лица. Глаза серые. Рыжая. Волосы коротко отрезаны – да, про это сообщали… Спокойна. Молчит. Не узнает? Не подает вида? Или измучена болью? Скорее последнее.
Начали читать обычную заутреню – самый короткий вариант.– Что вы делаете?
Луковку Пирр видел впервые. Дионисий – нет. Решил – проще и быстрее объяснить.
– Лечим твою подругу. Соборование есть таинство, исцеляющее тело и душу через молитву и прощение грехов. Не мешай – она едва в сознании, а для покаяния сознание необходимо…
Нион пошатнулась. Происходившее было странным и почему‑то знакомым. Может быть, потому, что происходило обращение к силам, превосходящим человека? Превосходящим и Неметону! К той силе, которую признала богиня, рассорившись со старыми божествами. Но доверить этим людям делать с Неметоной это таинственное страшно…
– Тогда сделайте это и со мной! – выскочило само собой, как и должно. – Я – она. Не вся. Но часть. Вот. Я объяснить‑то не могу!
Епископу перевели.– Можно, – согласился Дионисий, – а ты крещена, дочь моя?
– Я – это она. Раз Неметона крещена, значит, и я.
– Нельзя так. Ты – это ты, ибо пред Господом каждый станет на месте своем… А ты человек, и душа у тебя своя.
– Раз она крещена, значит, должна и я! – Речь странно напомнила Дионисию ту, которая сейчас лежала на болезненном одре. – Такого же быть не может, не положено… Ну или крестите меня отдельно.