Кембрия. Трилогия
Шрифт:
– Мы, леди, действительно старые. Даже древние – куда там ткачихам! Они гордятся грамотой от цезарей, а мы… Мы и до римлян были! Только на моей памяти никогда дела не шли так весело, как теперь. И все из–за тебя, юная леди.
Строго погрозил пальцем, словно и верно пытался усовестить девушку, которая – как молодежь вообще – не такая, как было принято в старые времена. Немайн сообразила: лесть! На этот раз – почти грубая. Не ей, хозяйке холма и хранительнице города. Вечно юной старухе из легенд, которым перевалило за три тысячи лет. Начала подниматься злость, пришлось потушить. Что толку спорить? Мироздание, которое когда–то запомнили
– Вот пуговица… ты ее, наверно, выдумала – и не заметила, ерунда вещь, но идет ходко, дюжинами, а то и гроссами!
Гросс – дюжина дюжин. У иной городской модницы столько на один наряд уходит! Камбрийки словно с ума сошли – застегивают, расстегивают… одно и то же платье может выглядеть как совершенно другое! Узкий рукав превращается в широкий – да еще и с контрастной отделкой. Верхняя юбка становится то узкой, то широкой, то раздается разрезом. И, глядя по погоде за окном, появляется и исчезает капюшон. Преосвященный Пирр уже собирается прочесть проповедь о греховности расстегивания верхних пуговок на вороте…
– Правда, фибулы брать почти перестали, зато керсидская брошь, штампованная бронза, вот как! – просто разлетается. Железные иголки теперь всякому бедняку по карману – ну и берут. Даже сукно… в холмах не покрасить ни так ярко, ни так ровно, как в городе. Горные кланы, правда, берут краски для шерсти. Так не поверишь – у иных пледы и не узнать. Цвета как бы и те же, просто чище, а глядеть приятно! Мы теперь даже шелком торгуем.
Сида подняла брови. Коробейник выпятил грудь, но честно прибавил:– В основном, лентами.
Потом опустил голос до заговорщического шепота:– Но белых или пурпурных – ни–ни!
Бедные камбрийские девушки! Не вплетать им в косы императорские регалии… Но вот дошло и до дела. В ладонь Немайн лег тонко вырезанный костяной знак. Как раз фибула, не пользующаяся спросом!
– Это тебе, леди сида.
Немайн молчит. Наверняка у подарка есть история или объяснение. Как и у того, что в одной голове уживаются древняя сида и римская августа. Впрочем… Для него это наверняка существа одного порядка. Далеко – не доедешь, высоко – точкой в небе не различишь. И почему им не быть едиными в одном глазастом лице?
– Честь, конечно, невелика, да и власти никакой. Наш глава не может требовать ни денег, ни службы, потому мы никого и не избирали. Долго… Ну, теперь это ты. У нас ведь девки тоже есть – такие, что и короб тянут, и с копьем управляются. С волками и разбойниками иначе никак! Ты ведь тоже ходить умеешь, слышали… Вот и решили – подойдешь.
Смолк. Ждет ответа, а Немайн только глазами хлопает. Обалдение и восхищение! С одной стороны, хитрюги только что обеспечили действительность гильдии на гленской земле. С другой – производителю всегда полезно дружить с розничной сетью, потому – не отказаться.
– Ни денег, ни службы , – сказала Немайн, – а ну как костяную безделушку в речку закину?
– Не обижай нас, – попросил старик, –
Не тут–то было. Отобрать у ребенка сладости, стянуть с жены одеяло… у сиды новую игрушку. Что город, что фибулу костяную… не отдаст! Прищурится, ухом дернет, бровь выгнет, плечом поведет:
– Я еще не решила, принимаю или нет! Ни денег, ни службы. Ни стричь, ни доить! Да… А отчет?
– Что?
– Отчет. Глава гильдии должна знать, как идут дела! Какой товар берут и насколько хватко, и почему. Скажем, деревянные пуговицы ломче, костяные дороже – что лучше берут? Или лучше идет литое олово? Если я это буду знать, польза выйдет не только мне…
Коробейник задумался.– Ну, мы сходимся временами, – сказал, – говорим. Можно и записать… А лучше, конечно, если ты, по старине, запоминателя пришлешь и он тебе перескажет. Надежней. Человек, он всегда верней чернил, ведь так?
Немайн улыбнулась, кивнула. Старик прав, но и ошибается – ровно пополам. Чернила, в отличие от человека, ничего не забудут… но ничего и не прочувствуют. Поэтому на всякое дело лучше всего смотреть двояко: и через бездушные цифры, и через пристрастное сердце.
Сейчас хранительница отставит недопитое пиво. Широкий подол поднимет маленькую бурю, простучат по лестнице барабанной тревогой широкие подошвы сапог. Все, она наверху, в своей комнате, снова тихая и неподвижная. Сидит на пятках, крючком склонилась перед ею же порожденным божком – правительственной бюрократией Республики Глентуи. Дела – скобленый пергамент в свитках, кодексы из иссеченных огамой деревянных дощечек… Так пока проще, чем бумажную фабрику ставить! Специально прихватила с собой самое сложное да каверзное. Может быть, не видя сквозь окно изумрудных крыш, она увидит город четче. Без романтической дымки…
На сладкое, перед коротким ночным сном – механика! Новенькая сталь и кожа, сверкающие от льняного масла, подогнанные и притертые друг к другу внимательными подмастерьями. Лакированное дерево, даже на вид теплое. Если все получится… Хорошо будет!
Триада третья
1
С утра – снова ипподром, снова тренировки. Немайн разрывается между учениками, среди которых теперь и Тристан – на сей раз законно и официально. Анастасия, уже ничему не удивляясь, слушает, как сестра перескакивает с языка на язык. Команда, личное обращение к Эмилию – латынь. Хочет, чтобы поняли все – переходит на камбрийский, то и дело вставляет словечко по–ирландски, да еще не забывает греческий – для сестры. Учит, подбадривает.
– Помни – твой противник будет сильней, и руки у него длинней. Зато ты должна лучше чувствовать время, ритм… Сабельный бой – это танец, просто самый жестокий! А танцы – женское искусство.
Только всех заняла – новость. Приехал епископ Дионисий Пемброукский. Немайн побежала встречать, как была, с рукавами поддоспешника, торчащими из–под верхнего платья. И точно, епископ перед службой переоблачался, а потому перехватить – успела.
Пока с губ слетало приветствие, руки протянули корзинку. Что–что, а плести из ивняка красивые вещицы в Камбрии умеют. Еще и выбирают лозу разных оттенков, чтобы узор вышел…