Кэннон
Шрифт:
Чертовски круто.
Эдди бросает на меня долгий тяжёлый взгляд через стол. Я узнаю этот взгляд. Это взгляд типа «тебе-лучше-ничего-не-делать». Я делаю глоток воды и подмигиваю ей.
Вызов принят.
Я молчу, пока наши родители представляют друг друга и ведут светскую беседу. Я узнаю, что Бенсоны финансируют независимые фильмы. Это точка зрения Злой Стервы.
— Я и не знал, что ты вообще интересуешься актёрским мастерством, Эдди, — многозначительно говорю я.
Её
— Эдди была бы блестящей актрисой, и у неё всегда была мотивация расширять свою карьеру и свой бренд как можно в большем количестве различных направлений, именно поэтому мы создаём линию одежды и парфюмерию. Ты же знаешь, его будут продавать во всех крупных универмагах.
— Это впечатляет, — говорит Тастин. — Для кого-то столь юного.
Эдди смеётся и отпивает воды.
— Ты моего возраста, не так ли? — спрашивает она. — Мои родители сказали, что у тебя степень MДA (прим. перев. — магистр делового администрирования). Ты что, какой-то вундеркинд?
— Мне очень повезло, — отвечает Тастин, пожимая плечами с явно ложной скромностью, и я закатываю глаза. Эдди не купится на чушь этого парня. Он такой… чертовски вкрадчивый, со своими тщательно растрёпанными волосами, точёным подбородком и наманикюренными ногтями. На нём костюм, который, я уверен, стоит дороже, чем моя дерьмовая машина.
— Ты скромничаешь, — Эдди улыбается и вытирает рот салфеткой. Затем она заправляет волосы за ухо. Этот жест почти сводит меня с ума.
— Нет, я бы сказал, что ему чертовски повезло, — говорю я.
— Хендрикс, — предостерегает полковник. — Сейчас не время и не место.
— Твои родители сказали мне, что ты телохранитель Эдди, — говорит Тастин, поднося ко рту вилку с рыбой. — Так что я бы сказал, что тебе повезло гораздо больше, чем мне.
Эдди нервно смеётся.
— Я не уверена, что Хендрикс согласится с тобой, — отвечает она. — Он точно не напрашивался на то, чтобы оставаться со мной.
— У него было не так много других вариантов, — говорит полковник вполголоса.
Злая Стерва болтает с родителями Тастина, и Тастин, кажется, слишком отвлечён тем фактом, что сидит рядом с Эдди, чтобы обращать на это внимание, но я наблюдаю, как лицо Эдди становится белым как мел, когда она слышит, что говорит мой отец. Она прочищает горло.
— Это неправда, — произносит она. — Хендрикс был морским пехотинцем.
— Понятно, — говорит Тастин, морща нос, как будто само это слово неприятно. — По крайней мере, офицер?
— Нет, — отвечаю я саркастически. — Не офицер. Просто сержант.
— О, я ожидал, что ты станешь армейским офицером, как твой отец, — отец Тастина наклоняется к своей жене, чтобы убедиться, что я слышу его глупый южный акцент.
— Жаль разочаровывать, — говорю я, не потрудившись скрыть горечь в своём тоне.
— Так чем ты занимался в морской пехоте, Хендрикс? — Тастин внезапно заинтересовался моей работой. Я думаю, он намеренно пытается
— Я убивал людей, — отвечаю я ровным голосом. — И видел, как умирали мои друзья. И я пытался вернуться из Афганистана целым и невредимым. Так что, думаю, раз уж меня не разнесло к чёртовой матери, я один из самых удачливых людей, которых вы когда-либо встречали. Тем парням, которые этого не сделали — моим друзьям, не так повезло. И я буду думать о том, как мне чертовски повезло, каждый божий день до конца моей жизни.
Мать Тастина давится едой, запивает её глотком воды и, наконец, встаёт, извиняясь.
— Хендрикс, — предостерегает мать Эдди. Эдди смотрит на меня большими глазами, почти незаметно качая головой. — Это неподходящий разговор за ужином.
— Хендрикс, — Эдди смотрит на меня с выражением боли на лице.
— Ну что ж, — говорит Тастин. — Не знаю, как вы, а я бы предпочёл перевести разговор на более весёлую тему.
Я не смотрю ни на Эдди, ни на кого-либо из них, когда ухожу.
Глава 14
Эдди
Пять лет и три недели назад
Я одёргиваю платье, которое на мне надето, это маленькое чёрное платье, которое моя мама назвала совершенно неподходящим, но которое я всё равно купила. Я практически взрослая, по крайней мере, с точки зрения музыкальной индустрии. И в любом случае — пошла она. Она пытается контролировать меня, пытается диктовать, с какими парнями я встречаюсь, а с какими нет. В основном не встречаюсь.
Ни разу после того поцелуя.
Поцелуй, тот самый, который изменил всё. Поцелуй, который заставил Хендрикса отстраниться от меня, как будто он испытывал сильнейшую физическую боль, а затем повернуться и уйти. Он почти не разговаривал со мной с тех пор, как это случилось, не больше нескольких фраз, и, хотя он не водит по дому вереницу распутных старшеклассниц, как когда-то давным-давно, я знаю, что он всё ещё прокладывает себе путь через множество девушек. Он должен быть таким.
Это не должно меня беспокоить. Он уезжает в учебный лагерь через три недели, и сегодня вечером у него выпускной вечер.
Он никогда не должен был целовать меня. Я никогда не должна была целовать его в ответ.
И я должна быть в состоянии перестать думать об этом поцелуе.
Я проталкиваюсь сквозь толпу людей из средней школы Хендрикса, всех его друзей, останавливаясь, когда кто-то просит сфотографироваться или умоляет меня втиснуться в их выпускное селфи. Всё это время я осматриваю толпу в нашем доме в поисках Хендрикса, прежде чем, наконец, сдаюсь и выхожу на улицу. Во дворе есть отставшие ребята, но большая часть толпы внутри, и я заворачиваю за угол дома, прежде чем снять каблуки, которые впиваются в газон, и просто иду босиком в поисках какого-нибудь тихого местечка.