Кэннон
Шрифт:
— Не понимаю чего?
— Быть вдали от тебя в миллион раз хуже.
***
Наши дни
Находиться в тесном контакте с Хендриксом после того, что произошло — форма пытки, жестокое и необычное наказание. Я хотела сама поехать в студию звукозаписи, но звукозаписывающий лейбл прислал машину, чтобы отвезти нас на интервью журналу, а затем на сессию звукозаписи, как будто они не доверяют мне прийти одной. Так что теперь я вынуждена сидеть в футе от него, притворяясь,
Одна только мысль об этом заставляет меня вспыхнуть добела.
Итак, мы сидим здесь, по разные стороны машины, игнорируя друг друга, Хендрикс смотрит прямо перед собой, а я просматриваю сообщения на своём телефоне, пытаясь отвлечься от того факта, что с того места где сижу, я чувствую запах лосьона после бритья Хендрикса.
— Ты корчишь рожицу, — говорит Хендрикс.
Он даже не смотрит на меня, сидя рядом со мной на заднем сиденье машины, так откуда ему знать?
— Это моё обычное выражение, — отвечаю я.
— Нет, это не так, — молвит он. — Это твоё лицо, проверяющее эсэмэски, которые ты ненавидишь.
— Откуда ты знаешь, что я получаю текстовые сообщения, которые ненавижу? Ты читал мои сообщения? — спрашиваю я, мой голос повышается на октаву. — Ты не можешь этого делать!
— О боже, расслабься, Эдди, — говорит он, смеясь. — Никто не читает твои текстовые сообщения. Ну, АНБ, вероятно, читает, но это всё. Я просто высказал наблюдение. В последнее время у тебя часто такое выражение лица. Тебе нужно остыть, чёрт возьми.
— О.
Я смотрю на самое последнее сообщение от Джареда.
«Серьёзно, Э. Не будь стервой. Ты знала, во что ввязываешься. И не вставляй меня в эту грёбаную песню».
Это сообщение номер пятнадцать от Джареда за последнюю неделю, с тех пор как я ушла от него в клубе. Четыре утра, и ему делали минет в туалете грязного клуба, в который он настоял, чтобы я пошла с ним и его друзьями отпраздновать его день рождения. Но это я такая стерва.
Я нажимаю кнопку удаления. Как будто я написала бы какую-нибудь песню об этом придурке. Кроме того, звукозаписывающий лейбл пишет и одобряет все мои песни — это происходит уже много лет. Я всего лишь рупор.
Пришло сообщение от моей подруги Сапфир:
«Привет! Где, чёрт возьми, ты была? Вечеринка сегодня ночью. Позвони мне».
— Оу, — говорит Хендрикс. — Это тот парень, который пишет тебе смс?
— Бывший, — многозначительно говорю я и переворачиваю сотовый лицевой стороной вниз, как будто от этого сообщения исчезнут. — И это не твоё дело.
— Значит, это сообщение от бывшего парня.
— Какую часть «не
— Что ты сказала? — Хендрикс остаётся невозмутимым, прикладывая ладонь к уху.
— Умора, Хендрикс.
— Ты всегда делаешь мне комплименты, — говорит он.
— Не принимай их близко к сердцу.
— Этому придурку лучше бы не писать тебе смс, — произносит Хендрикс. Он заглядывает в папку, просматривая расписание на неделю, хотя я знаю, что он уже выучил его наизусть.
— Мой последний телохранитель не был таким болтливым, — говорю я. — И он не пытался влезть в мою личную жизнь.
Хендрикс поворачивается и смотрит на меня:
— Твой последний телохранитель позволил тебе встречаться с этим говнюком.
— Он не разрешал мне ни с кем встречаться, — отвечаю я, раздражённая его тоном. — На случай, если ты не заметил, сейчас две тысячи пятнадцатый год, а не тысяча восьмисот пятнадцатый, и я могу встречаться с кем захочу, чёрт возьми. Придурок он или нет.
— Не в моё дежурство, — говорит Хендрикс.
— Твоё дежурство? — я так раздражена, что, кажется, моя голова может взорваться. — Я не ребёнок, Хендрикс. И в твои должностные обязанности входит быть телохранителем, а не каким-то архаичным защитником моей вагины.
— Ты — моя подопечная, — говорит Хендрикс. — А это значит, что твоя «вагина» — часть моего дежурства.
— Никто не опекает мою вагину, — говорю я, повышая голос. — И уж тем более не мой чёртов сводный брат.
Хендрикс поворачивается ко мне лицом, его глаза сужаются.
— Ты думаешь, это из-за этого всё происходит? — он рычит. — Какое-то ложное чувство защищённости, потому что я твой сводный брат?
— Нет, — отвечаю я приглушённым голосом. Тонированное стекло поднято, отделяя нас от водителя, но я волнуюсь, что он слышит каждое слово из того, что мы говорим. — Ты просто злишься, потому что не можешь заполучить меня, и ты не хочешь, чтобы я досталась кому-то другому.
Слова вырываются, подпитываемые эмоциями, прежде чем я успеваю их остановить, и сразу же жалею, что произнесла их. Я зажимаю рот рукой, подавленная.
Зачем я это сказала?
Как раз в тот момент, когда я собиралась проигнорировать Хендрикса, я сказала нечто глупое и оскорбительное, нечто ужасное.
Хендрикс наклоняется ближе ко мне, его рот у моего уха.
— Если бы я хотел тебя, я бы овладел тобой прямо здесь, прямо сейчас, сладкие щёчки, — шепчет он. — Просто для твоего сведения.
Я заставляю себя рассмеяться, но нет ничего смешного в том факте, что возбуждение пробегает по моему телу:
— Неужели?
Машина останавливается, и Хендрикс обходит её, чтобы открыть мою дверцу. Он наклоняется и снова тихо говорит со мной.