Кейджера Гора
Шрифт:
– Лута, Господин, - представилась женщина.
– И сколько же времени Лута была рабыней? – поинтересовался Боркон, отстёгивая плеть со своего пояса.
– Неделю, Господин, - ответил та.
– Удивительно, что женщина, такая как Ты выжила так долго, -усмехнулся он. – По-моему, к настоящему времени, Ты уже должна быть убита.
– Господин? – запнувшись пробормотала она.
– На четвереньки, - скомандовал надсмотрщик, и Лута не раздумывая встала на руки и колени.
И тут он ударил её. Через мгновение, с недоумением в глазах, рыдая и задыхаясь, Лута уже валялась на животе на камнях двора, превратившись из ещё недавно гордой
– А разве не предполагается, что Ты должна стоять на карачках? – ядовито поинтересовался Боркон.
Лута содрогаясь от рыданий, с трудом поднялась на четвереньки.
– Чтобы ни у кого из Вас, грязных животных, не оставалось сомнений относительно Вашей судьбы, знайте, я имею право, если пожелаю, - объявил он, обращаясь ко всем, - забить Вас до смерти, или просто убить любую из Вас.
Лута сжалась и задрожала.
– А в Тебе я и вовсе не нахожу особенной нужды, - сказал он, уже обращаясь к ней. – Может Ты сама назовёшь мне хотя бы одну причину, по которой я не должен накормить Тобой слина этим вечером, потому что сам я не вижу ни одной.
– Господин? – непонимающе спросила она.
– Ты - рабыня, - прорычал он.
– Ты либо работаешь, служишь и отдаёшься, либо подыхаешь. Так и быть в первый раз я позволю Тебе самой принять решение.
– Господин?
– спросила она, явно напуганная его словами.
– Решение за Тобой, рабыня, - усмехнулся он.
– Выбирай, что Тебе лучше, слушаться, или вместе со мной пойти кормить слина. Меня устроит и то, и другое.
– Пожалуйста, Господин! – заплакала Лута.
– Так что Ты для себя решила, хочешь служить и отдаваться, или сдохнуть в зубах слина? – настаивал он.
– Я буду настолько добр с Тобой, что дам десять инов, на раздумье. Раз! Два! Три!
– Я буду служить! – отчаянно закричала она.
– А теперь, повтори яснее, - потребовал он.
– Я хочу служить и отдаваться! – прорыдала Лута.
– И безоговорочно?
– уточнил Боркон.
– И безоговорочно! – добавила она.
– Желаешь ли Ты служить и отдаваться, и без каких либо оговорок, -переспросил он.
– Да – сказала она, и сама повторила: - Я желаю служить и отдаваться без любых оговорок!
– А теперь ответь мне, Ты умоляешь меня, чтобы я позволил Тебе служить и отдаваться, и без каких либо оговорок, - спросил надсмотрщик.
– Да! Да, - отозвалась она и эхом повторила: - Я умоляю позволить мне служить и отдаваться, и без каких либо оговорок!
– Теперь Ты можешь поцеловать мои ноги.
Лута, безнадёжно, испуганно и кротко поцеловала ноги Боркона.
– Ещё, - приказал мужчина.
– Да, Господин, - прошептала рабыня, припадая губами к его ноге.
– Ну что, и где теперь твоя гордость? – поинтересовался мастер плетей.
– Её больше нет, Господин, - всхлипнула Лута.
– А куда делась твоя храбрость?
– Её тоже нет, Господин.
– Целуй плеть, - приказал Боркон, - как рабыня.
Лута с ужасом глядя на плеть, только что доставившую ей столько страданий, осторожно прикоснулась к ней губами.
– Теперь, в строй, на своё место, - скомандовал он
– Да Господин, - сказала рабыня и, поднявшись, поспешила к остальным.
– Мы все собираемся быть приятными, и выполнять нашу часть работы, не так ли?
– спросил Боркон.
–
Надсмотрщик прошествовал к началу шеренги, и поднеся свою плеть к губам первой девушки, приказал:
– Целуй плеть! Тебе, что нечего сказать?
– Я целую плеть Боркона, - отозвалась рабыня.
– Кого Ты любишь? – спросил он.
– Боркона, - ответила та.
Вскоре и я почувствовала, прижатую к моим губам плеть, и не раздумывая, поцеловав жёсткую кожу, произнесла:
– Я целую плеть Боркона.
– Кого Ты любишь?
– Боркона, - послушно ответила я, и в следующий момент плеть уже целовала Эмили, стоявшая между мной и Лутой.
– А кого любишь Ты, маленькая шлюха?
– поинтересовался мужчина.
– Боркона, - быстро отозвалась Эмили.
– Я люблю Боркона!
В следующий момент мы уже следовали за нашим мастером плети через двор в направлении одного из цехов. Я знала, что должна буду хорошо ублажать этого зверя. Это был мой мастер плети.
25. Прощай фабрика!
Через приоткрытую дверь подсобки я видела, как он приготовил рабский мешок. Я уже далеко не первый раз была раскована и приглашена сюда.
– Заходи, - приказал он.
Прежде, чем взять мешок с полки, он показал мне на пыльный пол подсобки.
– Ложись здесь и увлажняйся – скомандовал мне Боркон. – И не трать моё время впустую.
Я тут же повалилась на спину и, закрыв глаза, начала думать о его энергии и силе, и о своём беспомощном рабстве. И уже всего через мгновение я была готова принять его. И мужчина не заставил себя долго ждать.
По окончании, повинуясь его жесту, всё ещё дрожа от пережитых эмоций, я заползла в мешок. Боркон натянул кожаный капюшон мне на голову, и затянул завязки, полностью лишая меня света. Следующим моим ощущением было то, что меня куда-то тащат по полу.
Потом он поднял меня в сидячее положение, и прислонил к чему-то спиной, скорее всего к стене. И ушёл, а я осталась одна. В данном случае моё помещение в рабский мешок не было предназначено для того, чтобы оставить меня одну в состоянии полной беспомощности. Для этого, меня требовалось дополнительно связать и заткнуть рот кляпом. Вот тогда я была бы не в состоянии, ногтями или зубами, расковырять швы или прогрызть кожу. Впрочем, повреди я рабский мешок, хотя бы немного, и можно не сомневаться, что порки мне не избежать. Заключение девушки в такой мешок, кстати, является одним из способов наказания за провинность. Вот только в этот раз я не думала, что я наказана. По крайней мере, я не знала ничего такого за что Боркон мог бы меня наказать. Возможно, конечно, что я вызвала его неудовольствие. Но я как всегда, изо всех сил, пыталась быть такой, чтобы доставить ему максимум наслаждения. Можно предположить, что он рассержен на меня из-за синяка у меня под глазом, но это же не было моей виной. Этот синяк мне достался от Луты, вчера вечером. Если кого и следовало наказать за это, так её, а не меня. Эта грымза дико ревновала нас с Эмили за то, что мы оказались в фаворитках у Боркона. Вчера вечером, после ужина, когда мой рабский огонь разгорелся с новой силой, я просто вынуждена была умолять Боркона о милости. И надсмотрщик, снизошёл до моих рабских нужд, и разрешил ублажить его в своей комнате. И вот, когда я удовлетворённая и расслабленная вернулась в нашу общую спальню, а охранник закрыл за мной дверь, я и выяснила, что она не спала и поджидала меня.