Киномысль русского зарубежья (1918–1931)
Шрифт:
В чем «зло» кино, в чем трагедия его столкновения с литературой? И что такое это загадочное кино – чистое ли искусство, или искусство прикладное, или попросту ремесло?
Кино – общедоступно, кино – для современной толпы, хорошо осознавшей, что «time is money» 56 ; и вначале эту доходную статью хорошо использовали кинопроизводители, ввалившиеся дружной толпой со всякими «Гай-да, тройка», «Пожалей же меня», вооруженные всеми атрибутами пошлости, изгнанной из театра, воплощенной в «любимцах публики» всякого рода. Это было нашествие не хуже нашествия гуннов; но надоедает все, и свершилась
56
«время – деньги» (англ.).
– Мой театр – здесь; на этом полотне – отображенная жизнь моего сегодня.
И потребовал репертуара.
Но в запасе кино налицо оказалась лишь старая рухлядь. Если театр ждет прихода нового Шекспира, то пока он может пробавляться старым. А у кино в старом – «Угадай, моя родная» и «Отцвели хризантемы». И, как переходное время, некий злой этап, в кино цветет ныне пора инсценировок. Путь правильный – если у тебя нет, почему не занять у соседа? Но «сосед» ли кино литературе, т. е. равноценно ли кино литературе, искусство ли оно? Думается, не в этом ехидном вопросе, излюбленном на диспутах, дело. Если так ставить вопрос, то он никогда не выйдет из сферы всевозможных ухищрений и казуистики публичных говорунов.
Кино совершает триумфальное шествие: огни его затемняют фонари театров. Кино породил свои законы для режиссера и актера, породил своего зрителя и ценителя. У него своя особая психология. Своя комедия – Чаплин. Вырабатывается форма драмы и, хотя она еще не выработалась, в самой литературе уже нашлись подражатели ей, ищущие в беллетристике форм новой «динамической» прозы. Если кино еще не искусство – его надо сделать искусством.
При такой постановке, при желании видеть равноценное литературе в кино – конечно, замужество Масловой и Нехлюдова будет естественно унизительным для кино; именно, унизительно не для литературы, которая, имея свои устои, нисколько не пострадает, а для молодого кино-великана, встающего на ноги.
Но можно ли приспособлять литературу для кино, придавать ей кинематографичность? Конечно; так же, как и театр, кино может относиться к литературе как к материалу. Если немцы во имя театральности сокращают ценные сцены «Фауста»; если иной понимает «Ромео и Джульетту» как чистую трагедию, а другой – как буффонаду; если «Свадьба Кречинского» может выглядеть commedia dell’ arte, а к Расину можно во имя современности приписывать последний акт, то почему этой свободы действия лишать кино? Да и, в конце концов, так ли «непогрешим» автор? Шекспир для своих трагедий искажал итальянские новеллы. Для кино наших дней волей-неволей писатель-беллетрист то же, что для современного театра драматург; и то, что делается в кино во имя кино, а не ради «Америка не примет», то, что делается чистыми руками, имеет одну свою цель – искусство. И если бы упомянутый в начале режиссер сумел, придерживаясь Толстого, психологически правильно кино-развить неизбежность замужества Катюши и Нехлюдова, то, конечно: Катюша должна была бы стать Нехлюдовой. Если же этот конец
Алексей Петров ИСКУССТВО БЕЗ МУЗЫ
Никто, конечно, об этом спорить не будет:
Самое распространенное зрелище в наше время – кинематограф.
Это не значит, что мы переживаем упадок театра.
Кино – теперь уже вполне определилось – не конкурент театра.
Театр и кино могут пожинать лавры одновременно.
Идти к совершенствованию, не мешая друг другу.
Быть любимыми одними и теми же зрителями.
И каждый по-своему.
Великий немой – кино отвоевало в цикле искусств свое место.
С единственным ущербом:
– У него нет пока своей музы.
Хотя старушка Мельпомена, наверное, охотно возьмет под свое покровительство десятки тысяч людей, служащих во славу киноискусства.
Десятки тысяч – это не преувеличение.
Искусство без музы, некоронованный король Кино, имеет свою громадную армию.
Мирную армию из кинодраматургов, режиссеров, артистов, антрепренеров, операторов.
Каждый из нас хорошо знает не менее десятка-двух только кинематографических звезд.
Дуглас Фэрбенкс, Мэри Пикфорд, Екатерина Макдональд, Барбара ля Мар, Джеки Куган, Пола Негри, Алла Назимова, Чарли Чаплин, Норма и Констанц Толмач, Присцилла Дин – вот первые взятые по памяти имена.
Кто их не знает?
Или наши талантливые соотечественники – Рунич, Гзовская, Лысенко, Кованько, Максимов, Гайдаров, Мозжухин и другие…
А сколько артистов, которые восхищают нас своей художественной прекрасной игрой и чьи имена стирает суета повседневных прозаических забот?
Кино крепко связалось с нашим бытом.
Стало непременным звеном в цепи наших эстетических переживаний.
Играет немаловажную роль в нравах и воспитании.
Сидя перед трепетно оживающим экраном…
Жадно следя за увлекательно сплетенной интригой.
Мы незаметно, невольно проникаемся, усваиваем тенденции, манеры, мораль, прокламируемые волшебником кино.
Политические партии, правительства уже давно поняли могучие агитационные свойства экрана.
Припомните только прошлогоднюю историю с демонстрированием царских парадов и смотров.
Когда индифферентный и меркантильный Харбин ломился в кинотеатры и следил с необыкновенной горячечной экспансивностью за ожившими картинами прошлого.
Театр, требующий больших затрат здесь на месте, может выдержать – и то не всегда – только четырех-пятимесячный сезон.
Кино работает круглый год.
Ларчик открывается просто.
Грандиозная фильма – боевик стоит дирекции немногим больше, чем рядовая картина.
Колоссальные, многотысячные постановки мы смотрим за те же общедоступные шесть–семь гривен.
Общедоступность при возможности показать игру первоклассных артистов и чудеса феерических постановок
– Главный козырь и секрет успеха кино!
Говоря на языке политических терминов, кино – в совершенстве и в полной мере осуществленный интернационал.
Не грозящий при этом миру никакими потрясениями.