Кинжал и монета. Книга 2. Королевская кровь
Шрифт:
Впрочем, это потом. Маркус снял с пояса кошель, вынул четыре меры серебра и выложил на стол. Затем еще две. Капсен удивленно вскинул брови.
– За имя, – пояснил Маркус. – Я предпочитаю знать, кто мой противник.
– С чего вы взяли, будто я знаю имя?
Маркус пожал плечами и опять полез за монетами.
– Риналь. Масео Риналь. Вроде бы в Кабрале он из благородных.
– Ну что ж, – заключил Маркус, сворачивая карту и засовывая ее за пояс, – приятно было поговорить.
– Мы еще встретимся, надеюсь?
Маркус, пригнувшись в дверях, вышел, Ярдем зашагал рядом.
Однако весь отряд остался в Порте-Оливе. И Китрин ждет известий. Встревать во что-то большое – ненужный риск, особенно сейчас. И все же искушение не отпускало. Тяга к действию искала выхода.
– Сэр?
«Просто поглядим, и все», – вертелось на языке.
– В город, – ответил Маркус. – Возьмем людей и вернемся.
Уши Ярдема встали торчком.
– Что не так? Удивлен?
– Почти ожидал, что поедем сразу, сэр.
– Ехать сразу – безумие.
– Не могу не согласиться, сэр. Думал, что именно такую ошибку мы и совершим.
Маркус пожал плечами и направился к лошадям. Ему не давала покоя мысль, что, будь он один, двинул бы в бухту.
Заночевали в зеленой дубовой рощице, где привязали коней к затерянному в деревьях полуразрушенному алтарю, заросшему плющом. Поутру Маркус проглотил кусок вяленого козьего мяса и горсть мягких весенних горошин, еще не высыпавшихся из стручков. С запада Порте-Оливу окружала холмистая местность, с виду невинная, где под зеленой травой и вереском скрывались тут и там камни, готовые перевернуться под конскими копытами. Рассказывали, что король Старого Кабраля некогда затеял вторжение с этого берега в Биранкур и его конница полностью охромела, еще не вступив в бой. Маркус не очень-то верил в эту историю, хотя и не имел оснований считать ее неправдой.
За высокими и светлыми городскими стенами уже скрылось солнце, теперь они казались темнее. Поток людей в город и из города замедляли многочисленные попрошайки. Маркуса в Порте-Оливе уже знали, поэтому братия лжецов и воров к нему почти не приставала, словно воздух Порте-Оливы делал его соучастником страшных рассказов о больных младенцах и вывихнутых ногах, немедленно исцеляющихся, стоит зрителям отвернуться. Когда тебя обходят вниманием попрошайки, это значит, что ты стал гражданином Порте-Оливы. И хотя такая печать города обычно невидима, Маркус не мог не ощущать ее на себе.
Оставив позади мешанину из домов и стойл и преодолев сложную сеть улиц, он наконец проехал через ворота в городской стене и оказался внутри города.
Выходя из конюшни, услышал голос, которого не ожидал, – его окликали по имени. У поворота в мелкий проулок стоял длиннолицый человек с высокой копной жестких волос и смуглым лицом уроженца Пу'та. Простые бурые одежды, дорожный посох с потемневшей от прикосновений рукоятью. Впервые за много недель Маркус от души улыбнулся, сам того не заметив:
– Мастер Кит! Что вы здесь делаете?
– Честно
– Кит подразумевает – настолько растолстевшим, – добавил Маркус.
– Знаю, что тут подразумевалось, – буркнул Ярдем, изображая неудовольствие, однако тут же расплылся в широкой собачьей улыбке. – Я не ожидал, что труппа вернется так скоро.
Мастер Кит ответил не сразу:
– Труппа не здесь. Я путешествую сам по себе. Надеюсь с вами поговорить, Маркус. Однако, если у вас с Ярдемом дела, не хотелось бы мешать.
Маркус взглянул на Ярдема. По наклону головы он понял, что тралгут слышал то же, что и он. Кит просит о беседе без свидетелей, даже без ближайшего помощника.
Ярдем пожал плечами:
– Пойду к магистре, доложу о делах.
– Не будете ли вы так добры не упоминать обо мне? – спросил Кит.
Ярдем настороженно вскинул уши. Маркус коротко кивнул.
– Как скажете, – бросил Ярдем. – Я буду в конторе, сэр.
– Я скоро, – ответил Маркус. – Только узнаю, что тут за тайны у Кита.
Выбранная Китом харчевня стояла в соляном квартале, на краю площади – узкой, с торчащим в центре высохшим фонтаном, который при диаметре не более человеческого роста казался слишком крупным для такого пространства. Вокруг с воркованием расхаживали и сыпали помет голуби. Маркус и Кит уселись на скамью. Темноволосая и темноглазая женщина из первокровных, с пурпурным родимым пятном на всю шею, подала им кружки с крепким сидром. Некоторое время говорили о труппе: Сандр, Смитт и Шершень. Микель и Кэри, Чарлит Соон и новый актер, найденный в Порте-Оливе накануне отъезда на север. Обычные новости и болтовня, за которыми Маркусу мерещился страх.
Когда Кит замолчал на миг дольше обычного, Маркус решил спросить напрямик:
– В труппе что-нибудь произошло?
– Потеря одного актера. Надеюсь, не более того. На мой взгляд, труппа очень талантлива и без меня у них больше шансов, чем у кого угодно другого.
– Однако вы от них ушли.
– Да. Не из прихоти. Для меня нашлось дело, в которое мне не хотелось бы их вмешивать. Даже лишиться Опал, и то было горько, хотя вина лежала на ней самой.
Маркус подался вперед. Они сидели недалеко от набережной, где Опал, главная актриса Кита и предательница Китрин, встретила свой последний час. Маркусу стало почти неловко, что он так едва помнит ее смерть, – в памяти осталось лишь то, что Опал погибла от его руки и что тело он сбросил в море сквозь отверстие в дамбе.
– Потому я вам и нужен? – спросил он. – Из-за чего-то, связанного с Опал?
– Нет, – ответил Кит. – Совсем нет.
Маркус кивнул:
– Тогда о каком деле вы говорите?
Старый актер засмеялся, однако смех вышел нерадостным. Темные мешки под глазами, кружка зажата в ладонях, будто руки ослабли от крайней усталости…
– Я пришел сюда из Кемниполя, чтобы с вами поговорить, а теперь не нахожу слов. Что ж, скажу так. Я отправляюсь по делу. Предвижу, что оно будет очень опасным. Может, я не выживу.