Кинжал и монета. Книга 2. Королевская кровь

Абрахам Дэниел

Он не услышал шагов Басрахипа – не потому, что огромный жрец тихо ступал, а потому, что разумом Гедер находился в собственном теле лишь наполовину. Вторая половина разрывалась между эйфорией и паникой.

– Принц Гедер…

На широком лице жреца застыло беспокойство. Гедер сел на ступени. Камень еще хранил дневное тепло. Басрахип, подобрав полы одежды, опустился рядом. Некоторое время оба сидели молча, как усталые дети после целого дня беготни.

– Король умирает, – сообщил Гедер. – Мне предстоит занять его место.

– Богиня к тебе благосклонна, – со спокойной улыбкой провозгласил жрец. – Именно таким мир предстает для тех, кому она благоволит.

Гедер посмотрел назад, где под ветром колыхалось темное

знамя. На миг его окатило ужасом.

– Она ведь не… То есть богиня не убивает короля ради меня? Нет?

Басрахип ответил низким, теплым смехом.

– Такое не в ее духе. Мир состоит из мелких жизней и мелких смертей, ибо таково желание богини. Нет, она не создает волны, она лишь помещает между ними своего избранного так, что он всегда оказывается наверху. Она искусна и точна.

– Ладно. Хорошо. Я просто не хочу, чтобы Астер лишился отца только ради того, чтобы я получил выгоду. – Гедер лег спиной на ступени. – Мне ведь придется сказать ему о короле. Даже не знаю как. Как обычно рассказывают мальчику о том, что его отец умирает?

– Мягко, – ответил Басрахип.

– А посол из Астерилхолда? Тот, что просил меня уговорить короля на личную аудиенцию? Теперь, судя по всему, эту аудиенцию мне же и проводить.

– Я буду с тобой.

– Король, правда, высказал мне свое желание, так что я знаю, чего добиваться. Хотя бы в разговоре с послом. И мне будут помогать. У регента ведь есть советники, как у короля. Тут не будет как в Ванайях, где все хотели, чтобы я оплошал.

Из глубин памяти всплыл обрывок сна. Ванайский пожар вновь пылал перед глазами, высвечивая один-единственный силуэт с воздетыми в отчаянии ладонями. Рев пламени, ужас и чувство вины опять накрыли Гедера, но миг спустя он их отогнал. Он герой Антеи. Случившееся в Ванайях – благо.

– Тут не будет как в Ванайях, – повторил он тверже.

– Как скажешь.

Гедер хохотнул.

– Алан Клинн с ума сойдет, когда услышит, – бросил он с ухмылкой.

– Чего ты будешь добиваться?

– Мм?

– От посла.

– Ах да. Симеон хочет, чтобы я держал Астера в безопасности и помирился с королем Лекканом. Я пообещал.

– А! – выдохнул Басрахип и через мгновение спросил: – Но если невозможно выполнить и то и другое, ты что выберешь?

Маркус

Со времен падения драконов все, что связано с человечеством, создавалось и формировалось силами более крупными и суровыми. Величайшие загадочные сооружения не так уж и важны: недосягаемая башня в центре озера Эсасмадде, некрополь драконов в Карсе, Опустевшая Твердыня поражают воображение, однако настоящие достижения более прозаичны. Драконьи дороги пролегали через все страны, и на пересечении их возникали города, получающие выгоду от приезжих и от всего прочего, что связано с удобными путями.

Тринадцать рас человечества тоже ведут свое начало от великих властелинов, их создавших. Бледные тонкие цинны, неспособные к военному делу, осели в хорошо защищенных холмах и долинах Принсип-с’Аннальдэ. Тралгуты, ясуруты и йеммуты, созданные для неистовства и битв, нашли себе дом в равнинном Кешете, где нет природных препятствий для набегов и любые военные завоевания текущего года будут оспорены в следующем. Посреди ландшафтов, пригодных для битв, процветали расы самые воинственные. В краях, дающих защиту от нашествий, селились нуждающиеся в защите. Воля драконов оставила на мире свой отпечаток, который появился при зарождения истории и пребудет до конца времен.

Отпечаток, впрочем, не оставался неизменным.

Рядом с крупными городами, процветающими на перекрестках дорог из драконьего нефрита,

располагались мелкие городки и деревушки, порой всего в несколько домов, и дороги к ним мостили люди. С течением столетий возделываемая земля вокруг главных городов теряла плодородность, начинали цениться дальние поля и пастбища, появлялись новые поселения – выстроенные исключительно человеческими руками.

С изменением местностей менялось и человечество, мало-помалу расшатывая вплетенные в кровь расовые ограничения. Теоретически расы считались четко разделенными и несмешиваемыми, и действительно не все могли скрещиваться. Циннийка не способна понести от йеммута, так же как крошечный терьер не способен покрыть самку мастифа. Многие другие сочетания рас давали бесплодное потомство или не давали потомства вовсе. Трудности с рождением полукровок позволяли тринадцати расам существовать раздельно, однако при тщательном рассмотрении лишь утопленцы могли считаться истинно чистокровными. Тралгуты с широко посаженными темными глазами наверняка несли в себе кровь южнецов, полученную от давних предков. Время от времени случались тайные браки хаавирков и ясурутов. Связь между первокровными и циннами считалась всего лишь неуместной и постыдной. Бывали куда более неприятные союзы, и не все женщины, изнасилованные вражескими солдатами, решались на убийство детей, рожденных от такого злодеяния.

История рас представляла собой сложное переплетение любви и ненависти, ландшафтов и строительства, войны и торговли, тайн и неблагоразумия. Китрин бель-Саркур в обширном опыте Маркуса была лишь одним из многочисленных примеров. Человек, сидящий напротив него за низким деревянным столом, – еще одним. Капсен Гостермак родился от союза ясурутки и йеммута. Кожа его пестрела отметинами на месте бронзовых чешуек, обычных для материнской расы, но так и не сформировавшихся, а во рту обильнее нужного теснились зловещего вида острые зубы – ни йеммутские, ни ясурутские. Больше всего он напоминал монстра из детских сказок, не похожего ни на что определенное, зато отлично приспособленного для боев. Любой посторонний удивился бы, узнав, что Капсен считает себя поэтом и разводит голубей.

Его каменный дом стоял посреди городка Семмис. Сгущались сумерки, сын Капсена у подножия голубятни играл с местной детворой, пиная дохлую крысу и торжествующе визжа, – обычная мальчишечья жестокость, смешанная с отвращением.

– Есть одно место, – проронил полукровка. – Не близко, но и не далеко. Бухта, куда обычно не заходят.

– Можете показать?

– Нет, – ответил Капсен. – Расскажу, как найти, но у меня семья. Ввязываться не стану.

Маркус взглянул на двери. У порога, прислонившись к каменной дверной раме, стоял Ярдем Хейн со скрещенными руками и непроницаемым лицом. До Порте-Оливы отсюда полдня пути вдоль берега. Уезжать из банка вдвоем, оставляя без присмотра сейф, Маркус считал неправильным, однако Ярдем отказался отпускать его одного. За дверью детский голос закричал то ли от боли, то ли от радости.

– Что ж, – решил Маркус. – Две меры серебра за карту. Еще две – если застанем пиратов на месте.

– Плата сразу за разговорчивость и за молчание?

– Для вас двойная польза.

Капсен встал и подошел к шкафу, сделанному из выброшенных морем древесных обломков, – в комнате из-за этого стоял слабый запах смолы и соли. Дотянувшись до верхней полки, он достал кусок пергамента чуть шире ладони Маркуса, размеченный темными чернилами, и положил перед капитаном.

Тот взял пергамент в руки. Волнистая линия безошибочно очерчивала берег, четыре ориентира стояли на нужных местах, надлежаще подписанные. Капсен явно приготовился. Это могло обернуться как удачей, так и неудачей. Если городок не прочь поддержать Маркуса против пиратов, то спасти груз будет легче. Если же Капсен решил, что кое-кого привлекут к ответственности, все может оказаться не так радужно.