Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4

Булычев Кир

– Еще чего не хватало! – сказала Люся. Император был готов к этому, он уже держал руку на ее предплечье и больно ущипнул Люсю.

– Она согласна! – крикнул император.

Народ за столом и вокруг стал буквально беситься от радости, и потому особенно странно выделялось в толпе мрачное лицо. Оно принадлежало худому, изношенному старику в инвалидной коляске, за спиной которого стоял бугай в белом халате с вышитым на животе большим красным крестом. Вторым недовольным был Веня

Малкин. Взгляд Вени был мрачным и углубленным в себя.

Люся улыбнулась Леониду Моисеевичу – хоть одно родное лицо в этом шабаше. Доктор подмигнул ей. Он снял халат и был облачен в безумно обтрепанный костюм. «Если останусь, обязательно добуду ему новый».

– Вот и все, – сказал император. – Поцелуй меня, не стесняйся, это для публики.

Господи, как же она не заметила, что уже обвенчана?

Велосипедисты приподняли императора.

Люся послушно поцеловала его в щеку. Щека была густо напудрена. У Люси запершило в носу, и она громко чихнула.

– К счастью! – крикнул кто-то из толпы.

– Горько! – начали кричать с того конца стола.

В зале было полутемно – свет скупо проникал сквозь окна, и на длинном столе стояли керосиновые лампы.

– Это бред какой-то, – сказал Веня Малкин и стал проталкиваться прочь, но Дантес заметил это движение, схватил Малкина за полу куртки и потянул к себе.

– У меня для вас есть сюрприз. Держите. – Он протянул Вене пластиковый мешок.

– Это что?

– Отойдите со мной, – сказал Дантес. – Я все объясню.

Император протянул Люсе лапу, пожатие толстых пальцев было слабым.

– Слава императрице! – закричал он странным, петушиным голосом.

– Слава! Слава! – подхватили придворные. Сегодня их было куда больше, чем мест за столом. Произошла давка, кого-то уронили на пол, кого-то побили, император искренне радовался и с удовольствием называл драчунов жене:

– Это мой герцог Задунайский, смотри, как он Дмитрия Донского колотит! А видишь академика Морозова?

– Скажите, а у кого-нибудь настоящие имена здесь есть? – спросила Люся.

Император задумался.

– Предпочитаю считать твой вопрос провокационным, – ответил он наконец. – Ибо им ставится под сомнение моя личность и легитимность моего пребывания на троне. А должен сказать тебе, что ветераны-хранители также упорно ставят это под сомнение.

– Значит, ты все-таки липовый, – упрямо сказала Люся.

– Я ношу тронное имя, потому что у меня власть, – ответил император. – Именно власть. Я могу казнить кого угодно. Издам декрет и казню тебя тоже.

– Издайте декрет о том, что императрицу казнить нельзя, – сказала Люся.

– Это почему еще? – Император искренне удивился.

– Потому

что если сегодня можно казнить императрицу, то завтра можно будет казнить и императора.

– Чудесно, остроумно, – воскликнул толстяк, – правда, Кюхля?

– Разумно. Каждый думает о своей шкуре, – ответил Кюхельбекер.

Подошел Дантес, наклонился к императору.

– Он не хочет петь для нас. Даже не хочет переодеваться.

Люся догадалась, что разговор идет о Вене Малкине.

– Чем мотивирует? – спросил император. Никогда бы настоящий Павел Первый не сказал так – мотивирует...

– Он сказал, что никому не подвластен. И никому не слуга.

– Дантес, душечка, объясни этому ослику, что он здесь совершенно одинок. Здесь нет его славы, нет его денег, нет его друзей. Только он. Пообещай показать ему обгорелые столбы на площади. Пускай посмотрит и подумает... Ну ладно, ты убедительно сможешь это сделать. А сейчас – за честной пир! Гуляем!

И опять – словно и не прошло шести лет – перед императором и первыми сановниками стояли блюда с бананами, ананасами, ветчиной и сыром. Дальше – бутылки с соком, стаканы с портвейном, печенье на тарелках, а в дальнем конце стола – только вода.

Впрочем, не важно, что есть, – важно, где сидеть.

Люсе есть не хотелось.

– Не отказывайся от пищи, – сказал император. – Я себя заставляю есть каждый день. Вот мне не хочется, а я заставляю, потому что хочу остаться здоровым, хочу быть человеком! Понимаешь меня, Люси?

Люся кивнула. В императоре прятался человек, которому очень страшно.

– Ты съешь банан, ты же императрица.

– Да у нас их вагонами привозят.

– А у нас их только император кушает. И те, кому он дозволит.

Он оторвал от грозди банан, и Люся почувствовала, как весь длинный стол, замерев, смотрит на руки императора.

Император протянул банан Люсе, та взяла, по столу прокатился удрученный вздох.

Император засмеялся.

– Ждут, – сказал он. – Ведь это главнее ордена. Я с орденами все никак не разберусь, что попадется, тем и награждаю. А с бананом все ясно.

Он оторвал от грозди еще один банан и кинул его через весь стол. Над столом поднялись руки – гости старались перехватить снаряд. Но тот точно опустился в руки незнакомой Люсе худенькой женщины. Издали не было видно, старая она или молодая.

Женщина взяла банан и стала его чистить.

– Ты не знаешь, – сказал император, – она у нас новенькая. На тот Новый год примчалась. И что любопытно – оставила там у вас мужа и двоих детей. Она у меня числилась в фаворитках до твоего приезда. Так что держись от нее подальше – убьет.