Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
– Как?
– Уехать, допустим, в Англию? Вы согласились бы?
– Как шпионская добыча? – спросил Андрей. – Чтобы там тоже сидеть в клетке?
– Вы слишком догадливы, мой юный друг, – сказал Фишер. – Но вы правы.
– Неужели дела в вашем королевстве так плохи, что вы решили бежать, а меня взять как пропуск?
– Ну, молодец! – Фишер поднялся и прошел к двери, чтобы посмотреть, не подслушивают ли их, на самом же деле, как показалось Андрею, чтобы скрыть свое смущение, – он не ожидал, что беседа повернется таким образом.
Фишер обернулся к Андрею, снял очки
– Никогда бы не узнал вас, – сказал он, надевая их и оглядывая Андрея, как собственное творение. – Вы не представляете, каким заморышем мы вас оттуда вытащили. Лысый, уши торчат, глаза ввалились – ну буквально живой труп. А сейчас вас впору срисовывать для плакатов: «Истинный ариец, вступай в ряды!» или, может, «Истинный комсомолец, вступай в ряды!».
– Карл, говорите же, – прервал его Андрей. – Я ведь не мальчик и понимаю, что все вокруг идет прахом.
– И хуже того, – согласился Фишер. – Вчера во время парада в Варшаве Сталин сбросил на Гитлера атомную бомбу. Как он догадался, что его главный соперник в борьбе за мировое господство будет именно там в тот момент, а Гитлер, который отлично знал, что у Сталина есть атомная бомба, доверился ему и решил, что ему-то ничего не угрожает, – я этого не понимаю! Но, как назло, эта мгновенная акция Сталина свалила карточный домик, который казался такой стройной и высокой пирамидой! Вместе с фюрером погибли основные чины партии. Сейчас в Берлине Рудольф Гесс пытается собрать воедино и держать в руках партию – на сколько его хватит? Сожрет его Борман или начнется переворот со стороны социал-демократов? Ты же представляешь, сколько в Германии недовольных фашизмом, которые жили в трепете перед Гитлером и Гиммлером!
– И чего вы ждете?
– Я жду страшно опасных для тебя и меня пертурбаций в рейхе, я жду гибели рейха, потому что он, не забудь того, мой мальчик, находится в состоянии войны с Англией и Францией. А те молчали и лишь лениво пошевеливались, пока был жив Гитлер, и все надеялись, что Гитлер их не скушает. Теперь же там, поверь моему слову, к власти придут такие деятели, как Черчилль или де Голль, – ярые враги германского духа.
– Вы говорите как газета «Правда», – улыбнулся Андрей.
– Мы с ней представляем родственные социальные структуры, – ответил Фишер. – И я знаю, что, почуяв нашу слабость, зашевелятся так недавно съеденные нами Чехословакия и Австрия, не говоря уж о Польше, для которой смерть Гитлера – знамение католического Бога. Я не удивлюсь, если завтра французы перейдут немецкую границу с одной стороны, а поляки – с другой.
– Даже так страшно? – Андрею не было жалко фашистов, но каков Фишер! Как он спешит переменить флаг! Значит, и такие заслуженные крысы побежали с корабля?
– Простите, забыл вам сказать, – продолжал Фишер другим голосом, будто извиняясь перед Андреем. – Судя по всему, погибла ваша спутница Альбина.
– Где? – Андрею вдруг стало так больно.
– В Варшаве. Она была на параде вместе с Гитлером. Рядом с ним.
– Как жалко… – сказал Андрей. – Как ее жалко.
Андрей выпил ликер, ликер был душистый, но слишком сладкий. Он предпочел бы сейчас водки. И догадливый Карл крикнул
Они молчали ту минуту или две, пока охранник принес бутылку, и Фишер налил Андрею водки в чайную чашку. Потом подумал, налил себе тоже.
Охранник молча вышел.
– И еще мне жалко, – сказал наконец Андрей, – что она так и не отомстила. Она хотела отомстить Алмазову, а может, Сталину – тем, кто был виноват в смерти ее мужа. Я думаю, что она согласилась стать… подругой Гитлера ради этой мести.
– Я согласен с вами, – сказал Фишер. – Но и вы согласны… – Он понизил голос. – Вы согласны лететь со мной в Англию?
– Разумеется, – сказал Андрей. – Куда угодно – только отсюда. Мне надоел очередной лагерь. Пора на пересылку.
В своих предчувствиях Карл Фишер был более чем прав. Уже когда он сидел у Андрея Берестова, начались бои вокруг Варшавы – корпус Гудериана, попавший под удар в Варшаве, начал отступать, и с каждым часом все более обнаруживалось, что эта война – чистой воды авантюра Гитлера, которая могла бы принести плоды, если бы он оставался наверху пирамиды. Без него эту войну скорее следовало бы назвать операцией «Голый король». Эти слова принадлежали Рузвельту и были сказаны куда позже, после того как Черчилль стал премьер-министром. То есть на следующий день.
На улицах чешской столицы появились демонстранты – полиция и вызванные войска разгоняли их, в одном месте эсэсовцы открыли стрельбу и убили несколько человек, но к ночи на Вацлавскую площадь вышла вся Прага, и площадь украсилась миллионом зажженных свечей.
Генерал де Голль, столь тщательно оттесняемый Гемелином, без приказа свыше, так и не дождавшись окончательного решения Генерального штаба Франции, сговорился с командующим 5-й армией и двинул свои танки на Кельн. Сопротивление этому удару было слабым и неорганизованным.
Когда стемнело, как раз во время первого налета английских бомбардировщиков на Берлин, не принесшего большого вреда, но посеявшего панику в городе, в рейхсканцелярии Рудольф Гесс принял приехавших из Варшавы, чудом оставшихся в живых тибетского ламу Ананду, который так и не промолвил ни одного слова, и Лобзанга Рапу. Оба были истерзаны дорогой и испытаниями, которые им пришлось перенести. Лобзанг Рапа первым делом заявил, что железные дороги к востоку от Берлина потеряли общее управление и вагоны переполнены дезертирами. Гесс отмахнулся от этой информации – это дело министерства транспорта и военных комендатур. Сейчас, после мученической кончины Великого Мага и Учителя – генерала Гаусгофера, следовало решить, что делать Посвященным далее. Ведь среди них нет согласия, как трактовать взрыв бомбы? Принять ли его за возмущение рока против неправильных и несвоевременных действий фюрера или пренебречь трагедией и продолжить великую борьбу? Вызванные на ту же встречу еще два представителя Посвященных, вчера еще обладатели великой страны и предмет трепета соседей, не имели собственного мнения и надеялись на то, что тибетский учитель и камрад Гесс лучше их владеют связями с иррациональным миром.