Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
Матя поднялся.
– Мне надо идти, – сказал он. – Все повисло на шелковой ниточке. Алмазов – человек авантюрного склада. Он склонен со мной сотрудничать. Но для него мое предложение далеко не самое главное в жизни. Он согласится меня поддержать, только если ему это выгодно, если он сам не рискует головой. Еще вчера он дал слово свести меня с Ягодой – это ключевой человек.
– А почему не с военными? – спросила Лидочка.
– Потому что реально страной правит служба безопасности. Если я поставлю на кого-то из командармов, я могу потерять голову вместе с командармом.
– Вы говорите
– Когда-нибудь вам надо было открыть глаза, Лидочка. И мне очень хотелось бы надеяться, что эта наша беседа – не последняя.
– Какое им дело до вашей биографии?
– Все просто. Алмазов чувствует, что игра пошла большая, но трусит. Это естественно. Он же физику учил в реальном училище, а это не много. Там слово «атом» не проходили. Ему надо мобилизовать заграничную агентуру, чтобы она подтвердила, что игра стоит свеч, а заграничная агентура – это другой департамент. Начинается большая игра, и в этой игре я должен быть чист. Алмазов не станет рисковать с человеком, о котором могут сказать, что он насильник, убийца.
– Убийца?
– А я не знаю, что случилось с Полиной! Я не знаю – нет ли среди нас соперника Алмазова, который хочет сорвать переговоры! Может, даже фашистского шпиона!
– Это кто же?
– Если бы я знал, я бы его отдал Алмазову. Потому что шутки шутками, но речь идет о судьбе мира. Ты можешь любить большевиков или их ненавидеть. Но ты не можешь быть равнодушной к народу – к детям, старикам, женщинам. Я пошел на сделку с дьяволом ради спасения невинных!
Матя отставил ногу и закинул назад голову. Он видел себя героем. А Лидочка казалась ему достойной его внимания особой.
Они стояли совсем близко – Лидочка чувствовала икрами кровать, Матя прижался спиной к платяному шкафу – между ними оставалось от силы сантиметров двадцать.
Матя положил руки на плечи Лидочке – она ожидала этого жеста. Теперь главное было собрать все силы, чтобы в решающий момент рвануться в сторону.
– Я клянусь тебе, – сказал Матя… он перевел дух, сглотнул слюну, – я клянусь тебе, что у меня чистые намерения и чистые руки… Судьба мира… – Он горько усмехнулся, глаза Мати были совсем близко от Лидочкиных глаз. «Он меня сейчас поцелует… это еще не так страшно, это даже приятно, но главное – ускользнуть потом…» – Судьба мира зависит от того… – Теплые узкие ладони Мати начали спускаться с плеч по спине и притом притягивать Лидочку к Мате. Положение становилось угрожающим. «Как хорошо, если ты не убийца», – подумала Лидочка. – Судьба мира зависит от того, удовлетворит ли комиссара Алмазова мой моральный облик. Ты представляешь? – Лидочка успела отклонить лицо, и поцелуй пришелся в щеку. – Именно сейчас, – шептал Матя, – именно в этот трагический момент…
– Ну уж – моральный облик, – сказала Лидочка. – Вы же боитесь, что Алмазов узнает, что вы были в поезде Троцкого.
И она осеклась. Потому что не могла этого знать и не могла узнать этого ни от кого, кроме Полины!
Объятия Мати, такие нежные, на мгновение ослабли – Лидочка рванулась в сторону двери.
– Я никому не скажу! – пискнула она, потому что Матя, бормоча невнятно, будто гудя, рванулся к ней, и в этом движении была настоящая опасность – ему не понадобилось и секунды, чтобы перейти
А Матя дотянулся до Лиды, схватил сзади за шею и стал тянуть на себя, чтобы она не открыла дверь, а Лида держалась за дверь, точно за соломинку, чтобы ее не поглотило море, – оказалось, что у нее цепкие руки: Матя был вдвое ее выше и вдесятеро сильнее, но еще несколько секунд Лидочка держалась за ручку двери, но воздух кончился – в глазах пошли круги… она отпустила дверь…
Марта, которая нажимала на ручку с той стороны двери и потому не могла войти сама, но и не давала выйти Лидочке, широко распахнула дверь, и фигуры Мати и Лидочки показались ей сомкнутыми в пароксизме любви. И она крикнула:
– Простите, простите, я не хотела! Продолжайте, товарищи!
И она захлопнула дверь снова.
Но, к счастью, Матя не сошел с ума, он отбросил Лидочку – она упала на кровать Марты, – кинулся к двери, раскрыл ее – и побежал прочь по коридору.
– Прости! – повторяла Марта, вбегая в комнату. – Я тебе все испортила.
Лидочка часто дышала, пыталась массировать себе горло, сил не было, она даже не могла подняться с чужой постели. Марта склонилась над ней.
– Тебе воды дать? Он такой грубый, да? Мне с самого начала он показался очень грубым.
Лидочка начала кашлять, и Марта, схватив стакан, помчалась за водой. Она торопилась так, что половину воды по дороге разлила.
– А он тебе нравится как мужчина? – спросила она от двери, вернувшись с водой. – Мне он сначала понравился, но я от него отказалась, как только увидела, что ты заинтересована.
К счастью, Марта не умела долго думать о чужих проблемах – у нее хватало своих.
– Если бы ты могла себе представить, кто мне сегодня нравится, ты бы лопнула от зависти, – сказала она.
Лидочка подошла к зеркалу, причесалась. Надо было идти к Александрийскому, он уже, наверное, ждет. Интересно, что он думает о радиационной бомбе?
– …А я его спросила, как же она? – говорила между тем Марта, и Лидочка поняла, что упустила начало фразы. – А он сказал, чтобы я не беспокоилась. Но я еще тысячу раз подумаю, прежде чем скажу ему «да». Я же тоже человек, я понимаю, что для нее это может быть трагедия, – она согласилась на все ради артистической карьеры. И тут он встречает меня. Я понимаю, что это решение далось ему нелегко – при его положении, нет, я еще тысячу раз подумаю. Потому что если Крафт узнает – а ты же знаешь этих доброжелателей, – то он меня убьет. И будет прав. Но так трудно приказать сердцу… ты что скажешь?
– Как будто мое мнение что-нибудь изменит.
– Изменит, я клянусь тебе, что буду следовать ему!
Марта оттеснила Лидочку от зеркала и, достав из шкатулки щипчики, принялась выщипывать брови.
– Ты имела в виду Алмазова?
– А разве я тебе не сказала?
– Мне все равно, с кем ты спишь, – только делай это так, чтобы мне не мешать.
Лидочка направилась к двери.
– Ты мне ничего не сказала! – крикнула вслед Марта. – Я же нахожусь в душевной травме.