Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
На Лидочку многие смотрели с интересом, потому что, конечно, знали, что она каким-то образом связана с таинственными и не очень понятными событиями, приведшими к нескольким смертям в санатории. Но говорить об этом было не принято. Единственное, что напоминало о событии, – решение президента Филиппова до конца той смены отменить запланированные танцы и игры.
А еще через два дня дорога подсохла настолько, что из Академии за Александрийским, которому надо было снова ложиться в больницу, прислали автомобиль, и Павел Андреевич предложил Лидочке, если ей не жаль покинуть Узкое на два дня раньше срока, поехать
Поездка была медленной – пожилой шофер ехал осторожно.
До этого Лидочка с Павлом Андреевичем, разумеется, разговаривали, но не выходили на дождь и старались, чтобы их не видели вместе: санаторий кишел чекистами.
– Павел Андреевич, – сказала Лидочка, – нам скоро расставаться. А я так ничего и не знаю.
Александрийский начал крутить ручку, и перед ними поднялось большое стекло, которое отделило их от шофера.
– Люди, которые ездят в таких машинах, имеют секреты от шоферов, – сказал он.
Он обернулся к Лидочке. В машине было полутемно. Александрийский снял шляпу и снова стал похож на Вольтера.
– Вас что-то интересовало, Лидочка?
– Я ничего не поняла.
– Неужели было что-то непонятное в этой истории?
– Было.
– Тогда спрашивайте.
– В колодце должна была быть Полина. Ее притащил туда Шавло.
– Вы так думаете?
– Павел Андреевич, умоляю!
– Я полагаю, что она и сейчас там лежит, – сказал профессор.
– Вы с ума сошли! Я же видела… ну, что я говорю… ну там же Матя!
– И Полина. Ее не нашли, потому что ее там никто не искал.
– Ну объясните!
– Полина лежала снизу, под Матей. Его зацепили крюком и вытащили… А кому придет в голову снова лезть в колодец и искать там второй труп? Да и всем там было не до поисков трупа.
– А вы знали, что там лежит Полина?
– Разумеется.
– И что теперь будет?
– Я думаю, что ее достанут и похоронят. Уезжая, я оставил директору письмо, в котором предложил еще раз осмотреть колодец.
– Они сочтут это шуткой.
– Надеюсь, что не сочтут…
Машина свернула на Калужское шоссе. По небу плыли быстрые сизые облака, у палисадников сидели на лавках женщины и торговали яблоками и картошкой.
– Но кто тогда мог убить и притащить туда Матю? Неужели в самом деле Алмазов?
– Я, – сказал Александрийский.
– Вы? Вы его убили? Вы способны убить человека?
– Любой способен убить человека, если для этого не требуется подходить к нему вплотную и душить его.
– Но вы же не могли его тащить! Вам же нельзя!
– А я и не тащил его, – сказал Александрийский. Он провел ладонью по стеклу, словно проверяя, надежно ли оно прилегает к спинке сиденья. – Мне вредно. – Он улыбнулся.
– Вы не шутите?
– Я стоял у погреба и ждал вас. Было уже около семи, я совсем замерз и начал даже на вас сердиться. Куда вы пропали? Там маскарад, а вдруг эта мерзкая девчонка совсем обо мне забыла? И тут я увидел, как дверь из кухни отворилась и оттуда вышел Матя Шавло. Он быстро дошел до погреба и нырнул внутрь. Тут я, конечно же, забыл о холоде – моя версия оказалась правильной. Этот человек – убийца. Моей первой реакцией было удовлетворение. Ага, попался, голубчик! Теперь Алмазов не посмеет с тобой якшаться. Стоит только мне сообщить куда следует, Алмазов
Вскоре Матя выволок из погреба тело Полины и поволок к пруду, не скрываясь, потому что он спешил, и производил столько шума, что услышать меня никак не мог. И чем я дальше следовал за ним, тем более меня охватывали сомнения. Почему я так уверен в том, что большевики с отвращением выкинут убийцу из своих рядов? Да они схватятся за него обеими руками! Им он куда важнее грязный, гадкий, вонючий – такой он послушнее у них в руках. И вдруг я понял, что, разоблачая Матю, я только помогаю ему и большевикам. Но что делать? Промолчать – и дать возможность Мате и Алмазову делать свои карьеры? Получать Ленинские премии?
Александрийский перевел дух и продолжал:
– Тем временем Матя дотащил труп Полины до пруда и остановился. Я смотрел и думал – ну, что он сейчас будет делать? Привяжет к телу груз – и в воду? Но вокруг не было ни одного камня или железки – Матя рыскал взором по лесу, – я как бы стал его сообщником и понимал, как велико его отчаяние. Ведь если труп бросить в пруд, он всплывет, а этого Матя боялся… И тут он увидел этот колодец. И сообразил то, о чем догадались потом и вы. Он потащил труп по плотине, а я, почти не скрываясь, последовал за ним, потому что к тому мгновению я пришел к выводу, что буду вынужден убить Матвея Ипполитовича Шавло, талантливого физика и крепкого молодого человека, потому что иначе я не могу его остановить и избавить от страшных последствий всех людей на Земле. Если у большевиков будет ядерная бомба, они покорят весь мир! К тому же я не видел другого способа наказать человека, убившего беззащитную женщину… убившего ее дважды – первый раз изнасиловав ее, когда она была девочкой, а второй раз – сегодня. – Александрийский сглотнул слюну и замолчал. Лидочка тоже молчала. – Он отыскал какую-то доску и сам, провалившись чуть ли не по пояс в воду, страшно ругаясь – я никогда не подозревал, что Матвей Ипполитович может так ругаться, – страшно ругаясь, дотащил тело Полины до колодца и, встав на край колодца, стал перетаскивать труп через край, чтобы кинуть внутрь.
И вот тогда, слушая эти ругательства и видя нелепую фигуру этого чужого мне человека, который, надрываясь и пыхтя, склонился над колодцем, я понял, что у меня есть выход. И единственный выход. Я достал револьвер, который взял с собой, потому что намеревался вернуть его вам для передачи Альбине, и в тот момент, когда тело Полины ухнуло в колодец, а Матя, стоя на краю колодца, склонился, как бы стараясь разглядеть результаты своего труда, я выстрелил в него – когда-то я хорошо стрелял. Он так и не узнал, что он умер. Он, видно, чувствовал облегчение, что отделался от Полины, и с этим счастливым чувством умер…
Внутренним взором Лидочка увидела эту сцену – она же была там сразу после смерти Мати. А вдруг Матя умер не сразу – он мучился, умирая в этом страшном колодце, лежа на холодном трупе Полины…
– Вы меня ненавидите? – спросил Александрийский.
– Нет, – сказала Лидочка. – Я не могу осуждать ни вас, ни Альбину…
– Ни самого Матю?
– Я никогда не думала, что так устану за эти дни отдыха.
– Ну ладно, не надо говорить, если не хочется, – согласился профессор. – Можно я доскажу вам, чем все кончилось? Или не хотите?