Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Булычев Кир

– Какой револьвер? – сказала Лидочка, стараясь выглядеть невинно оскорбленной.

– Послушайте, граждане, – сказал Алмазов. – То, что сейчас происходит, – часть неофициальная, так сказать, дивертисмент. По сравнению с тем, в чем я вас подозреваю и буду обвинять, – это пустяк. Но я хотел бы, чтобы вы поняли всю важность этого пустяка для вас лично. Для вас обоих. Альбиночка рассказала мне, что вы, находясь у меня в комнате, куда были ею приглашены, увидели кобуру, которую я легкомысленно, скажем, как последний дурак, оставил висеть на стуле.

Несмотря на просьбы и мольбы Альбиночки, которая боялась, что подозрение падет на нее, вы взяли револьвер, а я, виноват, не спохватился до сегодняшней ночи. Должен отдать вам должное – вы не производите впечатления преступницы, хотя отлично знаю, что это совсем не аргумент в юриспруденции.

Алмазов замолчал и задумчиво почесал ровный пробор, словно исчерпал известные ему слова и теперь вынужден искать новые.

«Господи, маленькая мерзавочка! – думала Лида. – Зачем же ей было обвинять меня – единственного человека, которому она сама верила… а верила ли? Я же вчера ее перепугала, потому что не вернула пистолет. И она поняла, что ей предстоит допрос – и Алмазов, конечно же, доберется до правды… и тогда она придумала почти правду, в надежде, что он поверит… и чего я сержусь на это существо? За что? Что она могла поделать?…»

– Вы не хотите мне отвечать, – вздохнул Алмазов. – И не надо. Считайте, что все обошлось, я вам поверил и сам решил нести ответственность за потерю именного оружия. Ради ваших прекрасных глаз я готов пойти на плаху. Верьте… а я вам расскажу другое. И может быть, вы умеете складывать два и два – и когда сложите, сообразите, что вам делать дальше. Только не вздыхайте и не делайте вида, что вам плохо. Вы меня внимательно слушаете?

Алмазов говорил с легким южным акцентом – нет, не одесским, а скорее ставропольским или ростовским. Конечно же, он не из Москвы, думала Лидочка, он приехал, чтобы завоевывать мир, – он Растиньяк, он покровительствует актерам или актрисам. Лидочка поглядела на профессора, тот сидел, прикрыв веками глаза, и был недвижен, даже не дышал, но пальцы, лежавшие на пледе, порой оживали и вздрагивали.

– Я буду предельно откровенен. Я приехал сюда для переговоров деликатного свойства с доктором Шавло, Матвеем Ипполитовичем. Суть этого разговора – обороноспособность нашей социалистической родины. Матвей Ипполитович был готов приложить свои усилия для того, чтобы Советский Союз вышел вперед в развитии особенной бомбы. Я думаю, вам, Павел Андреевич, нет нужды это объяснять.

– Такую бомбу сделать нельзя, – сказал Александрийский, не открывая глаз. – Это вздор, авантюра… вы лучше бы посоветовались с серьезными учеными.

– Так, значит, Шавло беседовал с вами об этом?

– А разве я спорю с этим заявлением? Он говорил, и я осмеял его.

– Я спрошу об этом его самого.

– Спросите.

Алмазов ходил по комнате – у него были замечательно начищенные сапоги, сверкающие сапоги, – и вдруг Лидочка поняла, что сапоги ему чистит Альбина. Ночью он спит – большой, мускулистый,

крепкий, громко храпящий… а она чистит сапоги.

– В отличие от вас у меня такое мнение, – сказал Алмазов, – что любое оружие, которое может принести нам пользу, нужно испытать. Любое! И мы знаем о том, что среди ученых еще есть некоторые сторонники реставрации монархии и скрытые реакционеры. А также прямые враги!

Алмазов остановился посреди комнаты. Лидочке показалось, что он любуется своим отражением в сапогах. Он несколько раз качнулся с носков на пятки и обратно.

– В разгар переговоров товарищ Шавло, честный ученый и коммунист, исчез. Вот так…

Алмазов хотел, чтобы его голос прозвучал тревожно, но он был плохим актером.

– А что за спектакль вы устроили? – спросил профессор. – Зачем вы вытащили из постели больную женщину?

– Потому что вы с ней подозреваетесь в похищении или убийстве Шавло.

– Этого еще не хватало!

– Все следы ведут к вам, – сказал Алмазов. – Я уж не говорю о похищении револьвера.

Лидочка кинула взгляд на профессора. Может быть, он вернет Алмазову этот проклятый револьвер? И тут же спохватилась, даже отвернулась к стене, чтобы Алмазов случайно не прочел ее мысль: признаться в обладании револьвером для профессора было все равно что признаться в заговоре, Алмазову только этого и надо – револьвер утащила диверсантка Иваницкая, а нашелся он у вредителя Александрийского. Обоих к стенке!

– Вчера вечером Матвей Ипполитович сам сказал мне, что вы его преследуете клеветническими обвинениями, – продолжал Алмазов, не дождавшись признания.

– Какими?

– Вот это вы мне и скажете!

С трудом, опираясь на ручку кресла, Александрийский поднялся.

– А с чего вы решили, милостивый государь, – спросил он, – что доктор Шавло убит? Да еще нами?

– Потому что никто, кроме вас, в этом не заинтересован.

– Ваш Шавло уже добежал до Москвы, – сказал Александрийский.

– Почему вы думаете, что Шавло убежал? – Алмазов был искренне удивлен.

– Потому что он убил Полину, – сказал Александрийский.

Лидочка не думала, что профессор способен на такое. Ведь это донос! Неужели его желание обезвредить Матю столь велико, что он предпочел забыть о чести? И тут она поняла: ведь Матя и чекист заодно! Обвиняя Матю, он выбивал почву из-под ног обвинения.

– Какую еще Полину? – поморщился Алмазов. – Она же уехала. Я сам читал ее записку.

– И проверили ее почерк?

– Зачем?

– Это почерк Шавло, – сказала Лидочка. Хоть фигуры в этой комнате играли непривычные для классического детектива роли, все же шло раскрытие преступления – как у Конан Дойля.

– Зачем Шавло убивать какую-то официантку?

– Вы знаете зачем. Она его шантажировала.

– Доказательства! – У Алмазова дрогнули уши.

– Пускай он сам все это расскажет, – вздохнул Александрийский. – Я искренне сожалею, что мне пришлось принять в этом участие.