Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
На темной сцене у пруда появилось еще одно действующее лицо – Алмазов.
– Вы что здесь делаете, Шавло? – спросил он, сбегая по берегу легко, как настоящий атлет.
Матя потянулся за наганом и стал шарить рукой по траве в поисках оружия.
По тому, как он это делал, Алмазов, конечно же, догадался о намерениях физика и потому побежал еще быстрее – так, что, не останавливаясь, врезался в наклонившегося Матю, и от этого мгновенного прикосновения Матя со стоном упал на бок.
Далее Алмазов действовал не спеша.
Он запахнул
– За что вы его застрелили? – спросил Алмазов.
– Это он! – громко сказал Матя, и лицо его скривилось, как у мальчика, готового заплакать. – Это он хотел меня убить!
– Почему? – спросил Алмазов.
– Не знаю! Честное слово, не знаю!
– Врешь, – сказал Алмазов.
Александрийский захрипел, шевельнулся, будто намеревался подняться. Матя не выдержал и кинулся на него. Он пытался было снова ударить его, но Алмазов, хоть и был куда ниже Мати ростом, легко остановил его, больно ударив рукоятью револьвера по вытянутой руке. Матя схватился за руку и заныл. Он не переносил боли.
Алмазов внимательно оглядывался – он ничего не трогал, не двигался с места. Глаза уже привыкли к густому сумраку. Он увидел, что Матя промок, словно купался в пруду. Он увидел доску, конец которой, поднимаясь из воды, лежал на краю колодца… Алмазов сделал повелительное движение рукой, требуя, чтобы Матя отошел в сторону, и тот подчинился, и Алмазов, не опасаясь нападения сзади, присел на корточки возле Александрийского.
– Вы меня слышите? – спросил он. – Что случилось?
– Это он! – почти закричал Матя.
– Заткнись!
– Шавло убил Полину, – произнес Александрийский спокойно и ровно, словно сидящий в кресле здоровый человек. – Она в пруду.
Александрийский глубоко вздохнул. И замолк.
– Не верьте ему, он сошел с ума! – Но Шавло уже не смел снова кинуться к профессору. Из него будто выпустили воздух.
Безмолвие профессора встревожило Алмазова. Он протянул руку, поднес ладонь к лицу профессора. Воздух был недвижим. Алмазов приподнял веко.
– Ты его убил, – сказал он.
– Я же говорил! – невпопад ответил Шавло.
– Беги за врачом, – приказал Алмазов.
– Нет! Не хочу!
– Ну что ж, я тогда вызову людей другим способом, – сказал Алмазов, поднимая руку с револьвером, и тут он ощутил пальцем знакомую наградную серебряную планку. Ему не надо было разглядывать револьвер – он уже знал, что это его наган.
– Пожалуйста, не надо, – просил Шавло.
Алмазов не слышал его. Он старался сложить простые мысли – и все они сводились к тому, что некто только что стрелял здесь из его, алмазовского ревнагана, из украденного у него ревнагана, и, если эта история всплывет, Алмазову ее припомнят. Может быть, не сегодня. И если даже не сегодня, то замечательная, гениальная схема с Шавло лопнет.
– Ладно, – сказал
– Он… – Матя показал на Александрийского. – Он мертв?
– Ты его убил, – сказал Алмазов.
– Нет! Он сам!
– Какую Полину ты убил?
– Я не знаю никакой Полины!
– Так мы с тобой ни до чего не договоримся, – вздохнул Алмазов. – И учти, профессор, времени у нас в обрез. В любую секунду сюда могут прийти.
– Но вы скажете, что он сам? Ему стало плохо с сердцем?
– У него проломлен висок, – сказал Алмазов. – Ты его застрелил, а потом бил по голове.
– Я не стрелял!
– Ты типичный фашист!
– Я коммунист!
– Или ты рассказываешь, или я вызываю людей.
– Я гулял… он подстерег меня! У него был пистолет…
– Мое терпение лопнуло, – сказал Алмазов.
И тут он догадался. Его озарило.
– Она в колодце? – спросил он и тут же повторил с утвердительной интонацией: – Она в колодце. Ты думал, что ее никогда не найдут. А профессор тебя увидел. И ты его застрелил. А потом добивал – уронил револьвер и добивал! Откуда у тебя револьвер?
– Ну честное слово, не знаю! Он был у Александрийского!
Алмазов пошел по дорожке от пруда. Он прошел совсем близко от беседки. Шавло бежал за ним, ему было трудно бежать, он задыхался – видно, наступила нервная реакция.
– А как же наши планы? – Вдруг Шавло нашел спасительный аргумент. – Мы же с вами хотели работать вместе.
– Недоумок, – огрызнулся Алмазов, нарочно не останавливаясь и не замедляя шага, потому что понимал, как Мате тяжело оправдываться на бегу. – На что мне нужен физик, который убил женщину, а потом своего учителя. Я тебе передачи носить не намерен.
Матя Шавло не улавливал радости в голосе чекиста. И он бы умер сейчас от изумления, если бы смог заглянуть в озаренную светлой догадкой душу Алмазова. Алмазов менее всего намеревался теперь прикрывать проект, ради которого он оказался в Узком. Первый испуг провала, отягощенный догадкой о пропаже револьвера, уже миновал и сменился трезвым пониманием того, что вместо спесивого и самовлюбленного сотрудника он, Алмазов, после этой ночи получает в свое распоряжение раба, который никуда отныне не денется и проживет остаток своих дней в постоянном ужасе перед разоблачением.
– Шавло, – неожиданно сказал Алмазов, подходя к мокрой скамейке. – Садись.
– Как так? – Шавло остановился и оглянулся назад, словно боялся, что их сейчас догонит Александрийский.
– Не бойся, он не встанет. – Алмазов не сдержал улыбки, и Шавло, к своему потрясению, увидел, как отражают свет выбежавшей из-за облака луны его ровные зубы. – Говори спокойно, рассказывай все как было. И мы с тобой вместе решим, что лучше сделать. Ну садись, в ногах правды нет. Небось дрожат коленочки?