Кира Вайори
Шрифт:
Елисей внимательно уставился на меня.
– Сложная у тебя родословная, - процедил он, усмехаясь.
– Да, непростая.
– Слышь, может, нам с тобой тоже генетические карты сличить? А то не пойму, что это у меня никак к тебе классовая ненависть не просыпается, - хохотнул он и угрюмо замолчал.
Я внимательно смотрела на Лиса и ничего не понимала.
– Слушай, дай попить, пожалуйста...
– я кивнула на окно.
– Вон, кружка с отваром.
– Что я тебе, нянька?
– проворчал Лис, но встал, взял чашку, посмотрел, как я безуспешно пытаюсь привстать,
– Что-то ты совсем никакая. Смотри у меня, не дай дуба раньше времени.
– Раньше какого времени?
– не поняла я.
Лис опустил меня назад, отставил чашку на место.
– С Альдоном начальство погорячилось, душу отвело... А напрасно. Он хороший проводник, можно было его с очередным генератором в канал отправить. Пых! И нет ни проводника, ни канала. Но!..
– усмехнулся Лис.
– У нас ты ещё есть. Решено подождать пару дней, может быть, юный Клайар за тобой вернётся. А если нет, нацепим мы на тебя рюкзачок с генератором и в расщелину выкинем. Всё польза делу.
– Ясно, - сказала я и сама удивилась, как равнодушно это прозвучало.
– Я бы пообещала тебе пару дней... Но ничего не могу гарантировать. Хреново мне.
– А ты постарайся, - мрачно посоветовал Лис и вышел.
* * *
Дрова в печке прогорели. Включить фонарик на полочке было некому. К тому времени, как наступила ночь, и в комнате стало почти непроглядно темно и прохладно, я поняла, что теперь мне точно конец.
Единственного человека, который хоть как-то заботился обо мне, больше не было в живых. И я не понимала, кого мне теперь больше жаль, Файра или себя. Наверное, всё-таки себя. Были бы силы - ревела бы в три ручья.
Больше всего на свете хотелось домой. Вот пусть даже такой, еле живой, разбитой, ни на что не годной. Домой, в спальню с сакурой на потолке, и чтобы две луны ярко светили в окно.
Надо мне было непременно вписаться в эту доблестную авантюру... Что обидно: результата-то полезного не будет. Ло, конечно, тоже многое понял, расскажет Мареку всё, что знает. Но самое главное мне высказал Елисей с глазу на глаз, и эта информация, похоже, по адресу не попадёт. Что-то непохоже, что я оклемаюсь.
Мысли о Шокере я пыталась от себя гнать, но удавалось это плохо. Думать о том Шокере, которого я сейчас знала и любила, было невыносимо, а уж если представить, как ему сейчас больно... Если я всё-таки умру здесь, а он, как всегда, не сможет быть рядом, опять ему лишний груз на сердце. Хоть и моя вина во всём, полностью, но он-то будет считать иначе.
Шокер не сможет спасти меня, увы. Он умеет быть суровым и жёстким, но не боится быть нежным и великодушным. Он может от отчаяния разнести вдребезги всё вокруг себя, а, если надо, умеет быть удивительно терпеливым. У него ласковые руки и всегда усталые глаза, и он кажется таким трогательно беспомощным, когда надевает свои очки. Он пытается держать всё под контролем, но так часто получает удар за ударом. Он может сделать меня счастливой в одно мгновение, он всегда
Но прилететь сюда в слой Шокер не может, потому что из-за меня, из-за той давней истории у него больше нет крыльев.
Остаётся только мой безымянный спасатель, мой прекрасный принц, моя первая детская любовь, вот он может всё. Он может всё, ему надо только немного поспешить.
Я лежала в стынущей комнате, еле живая, чувствуя, как сердце гулко и неровно бьётся о рёбра. Силы убывали, в одиночестве было совсем страшно и тоскливо, да ещё и дышать стало трудно и больно. А перед моими глазами так и стоял худой парень с копной белёсых кудряшек, улыбчивый и неунывающий. Теперь я была уже немного старше него, но всё равно чувствовала себя маленькой несчастной девочкой, попавшей в беду. И верила, что он обязательно придёт и спасёт. Как тогда.
Но вместо него снова пришёл Елисей. Склонился надо мной, не зажигая свет. Глаза мои к темноте привыкли, и я разглядела его суровое лицо.
Увидев, что я собираюсь что-то сказать, он приложил палец к губам. Потом принялся сновать по комнате и искать что-то. Оказалось, он искал мою одежду, те самые тряпки, в которых я была, когда он меня поймал.
Одежду он положил на сундук и откинул с меня одеяло. Видя, что я собираюсь протестовать, он закрыл мне рот ладонью, а к своим губам снова приложил палец.
Нетерпеливо пыхтя и путаясь в тряпках, он кое-как одел меня, а потом плотно завернул в одеяло. Взял с окна чашку с ледяным уже отваром, дал мне попить, а потом поднял на руки и вышел в коридор.
Каменный барак он покинул через чёрный ход и пошагал к лесу. Когда мы удалились на приличное расстояние, Елисей тяжело перевёл дыхание и спросил:
– Ты жива?
– Пока да, - прошептала я.
– Хорошо. Потерпи немного, идти довольно далеко.
– Лис...
– Помолчи лучше, не хочу труп до места донести.
Я послушно замолчала.
Он шёл долго, стал всё чаще и чаще перебирать руками, перехватывать, вскидывая меня повыше, и, наконец, остановился.
– Весу-то в тебе, как в цыплёнке, но спина всё равно устала, - усмехнулся он.
– Передохнуть надо.
Лис опустил меня на мох около большого пня и тяжело бухнулся у меня в ногах. Конечно же сразу полез в карман за сигаретами, закурил.
– Ты знаешь, что...
– проговорил он, глядя в сторону.
– Ты прости меня. Не хотел я этого. Ну не знал я, что ты такая хилая. Другие сидят в этих клетушках неделями, и хоть бы хны...
Я в ответ послала его от всей души.
Он согласно кивнул:
– Правильно, что уж там. Не включил голову вовремя.
– Ты мог просто меня отпустить.
– Не мог, - угрюмо возразил он.
– Не отпускаем мы тех, кто прямо к нам на двор лезет... Знал бы я, что ты слабенькая такая, я бы придумал, куда тебя запереть, чтобы теплее было.
– Гад ты, Елисей. Не о том жалеешь...
– А о чём надо?
Я ещё раз его послала.
– Да, я вёл себя, как скотина. Но это потому что прослушка у нас, везде. Вот и стращал тебя...
– сказал он виновато.
– Не бери на свой счёт. Просто так было надо.