Китайская власть
Шрифт:
Важно упомянуть также, что Syngenta – детище англо-шведского биотехнологического гиганта AstraZeneca со штаб-квартирой в швейцарском Базеле. Покупка швейцарского резидента выглядит немного сложнее, чем банальное очередное «похищение Европы» китайским государством: после покупки Китаем корпорации была образована новая структура, которая по-прежнему базируется в Швейцарии – Syngenta Group, в нее вошли все сельскохозяйственные подразделения ChemChina и часть Cofco, ряд крупных биотехнологических игроков Европы и израильская Adama. Общее управление новой структуры находится в руках прежнего руководителя Syngenta Эрика Фирвальда (J. Erik Fyrwald). Прекратившая листинг на фондовом рынке в 2017 году компания планирует в обновленном виде выйти на мировой фондовой рынок в 2022 году. Какова
Проблема Южно-Китайского моря, на ресурсы и территорию которого претендуют Китай, Тайвань, Вьетнам, Филиппины, Индонезия и Малайзия, зачастую рассматривается как схватка за контроль над торговой логистикой и углеводородами шельфа. Тем не менее Южно-Китайское море по сути является большой общей тарелкой, из которой питаются все страны региона: на 2,5% мировой поверхности приходится 12% мировой рыбной ловли.
Учитывая, что рыба составляет до 35,3% протеинового питания во Вьетнаме, 42,6% на Филиппинах и 57,3% в Индонезии, проблемы моря носят для этих стран не просто стратегический характер — это вопрос выживания наций как таковых. Рост потребления рыбы в названных странах и в Китае сопровождается сокращением ресурсов моря, в том числе из-за варварских способов лова. От сокращения объемов лова растет стоимость затрат на топливо, что приводит к росту себестоимости рыболовства и конечной продукции.
На рыболовство приходится около 3% ВВП Китая. В рыбной отрасли Китая занято от 7 до 9 млн. человек, а также задействовано по разным оценкам от 170 до 450 тыс. судов.
Согласно прогнозам, к 2030 г. на долю потребления Китая будет приходиться 38% мирового лова. По оценкам Всемирного банка, этот показатель вырастет на 30% к 2030 г., превысив мировой в два раза.
С учетом этих тенденций, политика Китая по защите собственных рыбаков в Южно-Китайском море имеет ярко выраженный экономический характер в рамках стратегии по обеспечению продовольственной безопасности страны. Вытеснение Китая из вод Южно-Китайского моря, сдерживание объемов лова в угоду другим игрокам наносит серьезный удар по продовольственному рынку страны. Водные ресурсы и импорт питьевой воды
Водные ресурсы, которых у Китая еще меньше (6% от мировых), чем пашен, относительно мировых показателей, имеют важное опосредованное влияние на политику продовольственной безопасности. Здесь, как и во многих других аспектах, между новым курсом на продовольственную безопасность и интересами ряда групп сохраняются очевидные противоречия. Ввод в строй новых гидроэлектростанций, загрязнение, по разным оценкам, до половины всех вод Китая, сокращают собственные возможности сельского хозяйства Китая.
Внутри КНР подходы к решению этих проблем также противоречивы: в начале 2016 г. Си Цзиньпин заявил о необходимости остановить ввод новых гидроэлектростанций в регионе Янцзы, что, однако, было проигнорировано правительством Ли Кэцяна.
Отдельным вопросом для Китая является качество питьевой воды. Сегодня экспорт воды и напитков на китайский рынок является одной из самых сложных проблем для импортеров. Китайские власти ограничивают ввоз воды из-за рубежа, а зарубежные марки представлены сугубо водой «Эвиан» и «Дон Периньон» на протяжении целого десятилетия. В связи с этим факт активной антикитайской кампании по запрету экспорта воды из Байкала на китайский рынок выглядит как провокация конкурентов против наиболее перспективного для российского экспорта направления, в особенности в регионы Северного Китая, где проблема обеспеченности водой, ее качества представляет угрозу для здоровой жизни китайского населения.
Сегодня очевидно, что в вопросах продовольственной безопасности, как и во многих других, в нынешнем руководстве КНР сохраняется отсутствие единства мнений, а также глубокая ориентация части игроков на западных поставщиков продукции, сложившаяся за последние 30-40 лет, что создает определённые препятствия для России и других новых игроков, двери для которых открылись после прихода к власти Си Цзиньпина.
Отдельным вопросом является возможность экспорта минеральной
Если практически все знают о проблеме зависимости Китая от импорта нефти, объем которого перевалил за отметку 73% в 2020 г., то о тотальной технологической зависимости от импортных микрочипов в Поднебесной предпочитают лишний раз не упоминать. Тем не менее мировой сборочный цех микроэлектроники, который производит 35% конечной продукции электроники в мире, импортировал в 2020 году микрочипов на 378 млрд. долл.[1], сравнявшись с импортом нефти.
Тотальную зависимость от импорта иностранных чипов вплоть до 2019 г. констатируют на самом высоком уровне: замминистра промышленности и информатизации Синь Гобинь отмечает, что Китай до сих пор импортирует более 95% микрочипов, использующихся в компьютерах и серверах, несмотря на попытку догнать развитые страны: «Мы до сих пор на десятилетия отстаем от развитых стран, и дорога в становлении великой производственной державы предстоит долгая». Такой же тотальной зависимостью от импорта Китай страдает, по словам замминистра, и в области самолетостроения, автомобилестроения и других важных отраслях. Показательно, что после введения санкций в отношении южнокитайской корпорации ZTE, компания не только выплатила США колоссальный штраф размером в 1 млрд. долл., но и сменила собственное руководство.
«Перспективный лидер мировой экономики» самостоятельно производит чипов лишь на 40,7 млрд. долл., или всего лишь 15% от общего объема потребления микрочипов в стране. Даже самый мощный суперкомпьютер в мире «Тяньхэ-2» (Гуанчжоу, Южный Китай) практически полностью состоит из чипов зарубежной архитектуры, а собственные китайские чипы Loongson («Сын дракона») являются немного видоизмененной копией иностранных чипов MIC.
Чипы используются практически во всех сферах промышленности, которая производит ставшую ключевой для развития Китая «продукцию с высокой добавленной стоимостью» — от компьютеров до атомных электростанций и высокоскоростных поездов. Именно экспорт и потребление данной продукции отечественного производства позволит Китаю остаться на плаву в трудные годы мирового кризиса. Однако Китай по-прежнему продолжает платить «технологическую дань» США, Японии, Южной Корее и Тайваню, а его развитие целиком и полностью остается в руках зарубежных экспортеров. И не только развитие, но и безопасность, ведь современная война — технологическая, а значит, и тут не обойтись без зарубежных разработок.
Действия, которые предпринимает правительство Китая для сокращения «чипозависимости», не приведут к радикальному перелому в ближайшие годы: так, предполагалось, что собственное производство чипов вырастет до объема в 56,9 млрд. долл. к 2015 г., то есть зависимость от импорта будет снижаться на считаные проценты, тогда как для подлинной технологической независимости Китаю требуется утроить данный показатель. Массированные вливания китайского правительства в данную отрасль, с другой стороны, не гарантируют качественного скачка в технологиях, учитывая предыдущий прогресс разработок.
Несмотря на то что в 2014 г. была создана государственная рабочая группа по развитию отрасли интегральных схем, согласно программе которой к 2030 г. в стране должен появиться ряд предприятий, достигших передового мирового уровня, осознание проблемы для высшего руководства Китая кажется слишком запоздалым в условиях развернувшейся конфронтации с Западом.
В немалой степени технологическое отставание можно объяснить именно отсутствием в Китае на руководящем уровне должных усилий со стороны курирующих ведомств: находящийся на посту министра промышленности и информатизации со времен Ху Цзиньтао до 2020 года Мяо Вэй в период чипового дефицита в Китае предпочел лишь критиковать отсталость китайской промышленности, которой сам руководил целое десятилетие.