Клад
Шрифт:
— Извините, я не хотела.
Взгляд Доктора вновь вспыхнул.
— Что вы, что вы! Мы именно расстались. Хотя и несколько неожиданно для меня. Вы угадали, она меня покинула. Но не по причине разницы в возрасте. — Доктор скривил бледные губы. — У Дианы сработал здоровый инстинкт самосохранения. Знаете, многие животные покидают обреченных собратьев. Люди это тоже умеют. Она ушла вовремя. Вскоре меня арестовали…
Саша слышал нечто о Докторе от матери, но как-то не брал во внимание. Почему-то лезло
Дарья кивнула понимающе.
— В жуткое время вам жить пришлось. Теперь все об этом говорят и пишут. ГУЛАГ, да? Это Солженицын название выдумал?
— Почему Солженицын? Название официальное.
— А мой отец не верил. И мне всегда говорил: «С именем Сталина я на смерть ходил. И миллионы. Если бы не он, враги народа нас фашистам выдали бы».
Прозвучало вновь нагловато, наверно, в отместку за взгляд Доктора. Саша ждал отпора. Но Доктор не откликнулся. Спросил только:
— Ваш отец генерал?
— Он скончался в прошлом году. Пресса подкосила. Говорил, не могу эту грязь читать.
— Что ж, он смотрел на вещи с позиции… своей позиции.
— У вас, конечно, другая? Вас ни за что? Теперь говорят, что всех сажали ни за что.
По тону Саша не мог понять, защищает она отца или просто подсмеивается над Доктором.
Доктор ответил неожиданно:
— В отличие от всех меня — за что. С их позиции, разумеется.
Тут Фрося сообразила, что разговор повернул не туда, и вмешалась.
— Да бросьте вы эти страхи старые. Слава Богу, пережили… Вот Саша еще Захара не поминал. И Константина, зятя моего, помянуть нужно. Я и не знала, что и он отлетался. Помянем добрых людей, — сказала Фрося о людях, которые ей ничего доброго не принесли.
Молча, не чокаясь, помянули. Дарья кинула рюмку в красный рот, Доктор протянул не спеша, Саша с удовольствием.
— Ешьте, закусывайте, — просила Фрося. — А ты знаешь, Саша, что Захар учудил?
Он не знал.
— Вот как был сумасброд всю жизнь, так и остался. Он ведь мне дом по завещанию оставил! Представляешь?
Сначала Саша не оценил этой новости.
— В самом деле?
— Представляешь или нет?
— Вы же его родная сестра…
— Да жили-то как собака с кошкой. А у него дочь родная! И получается, не по справедливости опять поступил. Хоть я из-за Ольги много слез пролила…
— Бабуля! — прервала Дарья, беря куриную ножку. — Вы обе хотели как лучше. Все из-за меня.
— Да что ты, деточка! Разве я об этом… Я по справедливости хочу. Лучше б он Ольге дом оставил, чтобы Дашеньке досталось. А мне зачем? Одна колгота мне на голову. Вот мы и у Валентина Викентьевича спрашивали, что мне теперь делать.
Саша посмотрел на Доктора. Это его
— Что же вы посоветовали?
— Ну, я не юрист… Насколько мне известно, на Западе воля покойного не оспаривается, а у нас учитываются так называемые прямые наследники. И дочь, если захочет оспорить завещание, может, наверное, обратиться в суд. Как, Даша, выдумаете, мама поступит в данной ситуации?
Дарья тем временем наполнила свою рюмку и прихлебывала теперь мелкими глоточками.
— Ну, я не знаю. Судиться?..
— Да зачем ей судиться, Дашенька! Если уж так случилось, давайте добром. Давайте продадим его, Бог с ним, будь он неладен, и поделим деньги. Чтобы и тебе досталось.
— Вы предлагаете раздел на три части? — уточнил Доктор.
— Да, а я свою тоже Дашеньке.
Дарья допила последний глоток.
— Бабуля, ты прелесть. Какая я дура, что так мало тебя знаю. Но ты не спеши, ладно? Не спеши. Дедову волю нужно уважать, правильно я говорю, Александр Дмитриевич?
Саша засмеялся, вспомнив одного зануду из музея, с кем привелось работать.
— Что вас рассмешило?
— Один мой знакомый постоянно приговаривал: «Правильно я говорю?» И всегда говорил правильно, ужасный был зануда. Вы на него совсем непохожи.
— Но я тоже всегда говорю правильно.
— Везет вам, — вздохнул Саша.
— А что, собственно, представляют собой владения почтенного Захара? — спросил Доктор.
— Да это ж наш дом был еще до войны, на железной дороге возле моста старого, что партизаны взорвали, а теперь он в городе, хотя там еще не застроили возле реки.
— И участок есть?
— А то как же. Вишня, жердели.
— В каком же все это состоянии?
— Захар был мужик хозяйственный, все справно держал.
— Отличная дача, — добавил Саша. — Я знаю это место.
— Посмотреть бы, — сказала Дарья, — уж больно хвалите.
— А ты съезди, детка, съезди обязательно. Как же тебе не посмотреть!
Саша, сказав «дача», задумался. Вырваться бы из городского пекла, из комнаты, что давит привычной убогостью, как прутики провалявшегося дивана, посидеть под вишней, может быть, еще что-нибудь и написалось бы…
— Вы когда, Фрося, продавать дом хотите?
— Да я и подступиться как — не знаю.
— Стало быть, в ближайшее время там и жить некому?
— И то беда. Разворуют все, нагадют, схулиганить могут. Идолов-то теперь сколько!
— Поджечь даже, — заметил Доктор.
— Не дай Бог!
— Я мог бы пожить там немного. Мне нужно над статьей поработать, — предложил Саша.
Фрося радостно всплеснула руками.
— Ой, да хорошо-то как будет.
И тут Пашков вспомнил, зачем, собственно, пришел в дом.