Клады великой Сибири
Шрифт:
Это открытие заключалось в богатейшем пласте медной руды, внезапно открытой на землях заводов, благодаря чему капитал общества возрастал из жалких остатков до размеров нескольких миллионов.
Страстный, хотя и осторожный игрок на бирже, Николай Саввич всюду имел своих агентов.
И вот в три часа ночи он получил срочную депешу: «Покупайте цветы возможно больше».
«Цветы» – было условное слово, обозначавшее именно это общество.
Все общества, предприятия, банки и
Медлить было нельзя.
Взволнованный, он полетел ночью по всем своим знакомым.
– Денег! Ради бога, денег! – просил он всех.
Его приятели знали Николая Саввича как человека очень богатого, дела которого были в блестящем положении и который редко давал свои векселя.
– Что это вас так приспичило? – дивились они, разбуженные и сонные.
– Завтра все отдам! – повторял нервно Николай Саввич. – Если я пропущу в шесть часов утра одну сделку, я потеряю сто тысяч! Мне необходимо двести тысяч, а у меня наличных всего шестьдесят тысяч.
Зная Николая Саввича, никто не усомнился в его словах.
Он брал где пять, где десять, где двадцать тысяч, подписывая тут же векселя, не скупясь на проценты.
В семь часов утра он приехал домой и, запершись в своем кабинете, стал подсчитывать наличность денег.
Их было сто тридцать пять тысяч.
Он едва дождался открытия биржи.
Когда час пробил, он помчался туда, захватив с собою деньги.
На бирже стояло спокойствие.
Суравин взглянул на курсы и увидел, что акции этого общества стоят по шестьдесят восемь с четвертью рублей.
Он подозвал своего маклера.
– Сию же минуту купите мне три тысячи Грибулинских акций. Сто тридцать пять тысяч плачу наличными, остальные деньги под заклад тех же акций, – приказал он.
Маклер удивленно посмотрел на него.
– Куда вам такая дрянь? – спросил он.
– Это мое дело, – холодно ответил Суравин. – Скупайте возможно скорее и тише.
– Их продадут вам сколько угодно в одну минуту! – ответил он, бросаясь исполнять поручение.
– Покупаю Грибулинские!
С этим предложением маклер обошел все группы.
Спустя четверть часа он возвратился.
– Платите деньги! – сказал он, подходя к Суравину.
И в три минуты дело было сделано.
Но на бирже уже произошло движение.
Тихий нервный шепот пронесся по зале.
– Суравин скупает!.. Зачем?.. Что такое?
И вдруг там и сям раздались сначала сдержанные вызовы, затем все более и более нервные:
– Покупаю Грибулинские!
Акции медленно поднимались в гору.
Чья-то невидимая рука скупала их усердно, неутомимо, и волнение усиливалось с каждой секундой.
Биржа
Люди, красные от волнения, с горящими глазами метались по зале, в которой все чаще и чаще повторялся крик:
– Покупаю Грибулинские!
Бешеный азарт овладевал игроками.
Еще никто, кроме самих акционеров компании, не знал, в чем дело, но все уже чувствовали, что с Грибулинскими заводами произошло что-то необыкновенное.
Акции поднимались быстро, скачками.
– Покупаю Грибулинские!.. Сто двадцать!.. Сто двадцать пять!.. Сто тридцать один! – раздавалось со всех сторон.
Ураган азарта с каждой минутой рос более и более.
Николай Саввич с бьющимся сердцем стоял у стены, скрестив руки, словно главнокомандующий, одержавший победу.
К одиннадцати часам стало известно, почему скупаются Грибулинские акции, и азарт сделался еще сильнее.
К половине двенадцатого акции стоили уже по сто восемьдесят семь рублей.
Азарт делал то, что игроки, игравшие на повышение, зарвались!
Суравин подозвал своего маклера.
– Продайте! – коротко приказал он.
Через четверть часа он, весь красный от волнения, клал в боковой карман полмиллиона рублей.
«Рано продал!» – с тоской подумал он, глядя, как курс поднялся уже до ста девяноста одного рубля.
Но вот рост вдруг остановился.
Сначала курс слегка колебался, но затем дрогнул, и акции тихо поползли вниз.
Но на ста семидесяти трех рублях курс установился и упрочился.
Николай Саввич набожно перекрестился и пошел к выходу.
Трехсот шестидесяти пяти тысяч барыша было для него совершенно достаточно.
Он совершенно не заметил на бирже человека, почти не спускавшего с него глаз и зорко следившего за ним.
Приехав домой, он сбросил пальто и крикнул:
– Вера!
На этот зов к нему навстречу выскочила молодая девушка, лет шестнадцати, стройная и хорошенькая, с белокурыми, вьющимися волосами и черными бровями поверх больших голубых глаз, обрамленных длинными темными ресницами.
– Что тебе, папа? – спросила она, бросаясь к нему на шею.
– Пойдем ко мне в кабинет, я скажу тебе новость! – ответил Суравин, целуя ее в свою очередь.
Но лишь только они дошли до кабинета, в передней раздался звонок.
– Проси в кабинет! – приказал Суравин выскочившей горничной.
«Вероятно, кто-нибудь из приятелей!» – подумал он про себя.
IV. Жизнь или деньги!
Не успел еще Николай Саввич сообщить дочери радостную весть, как в кабинет вошел изящно одетый господин, красивый и стройный.