Классическая русская литература в свете Христовой правды
Шрифт:
Всем было известно, что Хрущев никогда ничего не читал и если он где-то слышал про “небо в алмазах”, так это их товарищ Сталин направлял в Художественный театр для повышения культурного уровня.
Поэтому надо было приурочить пребывание Хрущева на даче в течение нескольких дней, и причем к этому пребыванию и надо было подогнать чтение повести; читать должен был Дементьев. Во-вторых, надо было сделать так, чтобы Хрущев был в приличном настроении. Хрущев отличался благодушием, которое было свойственно многим толстым людям.
Дементьев начинает читать вслух (на слух Хрущев воспринимал хорошо) и ему так понравилось, что к середине
Надо учитывать и прошлое Хрущева: его старший сын был посажен (у Поскребышева была расстреляна жена, жена Молотова - посажена), то есть при Сталине все чувствовали себя заложниками, никто никогда не чувствовал себя в безопасности.
Сын Хрущева выпросился на фронт и был убит, жена сына, невестка Хрущева, Люба Седых была посажена и избивал ее Абакумов лично (это один их моментов, предопределивших расстрел Абакумова). Так что у Хрущева тоже были моменты, о которых грезится ночью.
Хрущев прослушал первую часть рассказа, но не дослушал всего рассказа. Если в I-й части “Ивана Денисовича” речь шла о лагере, где сидит “набор”, как тогда называлось, “45-го года”, то есть люди, побывавшие в плену или репатриированные (всем давали 10 лет), то во II-й части проходит такой, как Тюрин – сын раскулаченного кулака. В 30-м году он оказывается в привилегированных войсках, аналог нынешнего СПЕЦНАЗ-а, и его вызывают на ковер и изобличают как предателя за то, что он скрыл свое прошлое; он бежит из армии и всю жизнь остается на нелегальном положении.
В романе описано, как Тюрин забирается в купе вагона, в котором ехали какие-то студентки; его прячут. В конце концов, его все-таки сажают, но Тюрин помнит добро. Поэтому когда одна из тех студенток будет “доходить” в лагере во время массовой посадки 34-го года в Ленинграде, то он “устроит” ее то ли поваром, то ли в КВЧ (культурно-воспитательная часть).
В романе описан Цезарь Маркович, который получает продуктовые посылки (продуктовые передачи будут запрещены в самом начале 50-го года, то есть сразу же устанавливается временной период – 48-49 год); сидит баптист Алёшка - они в своей общине молились на Кавказе и их всех посадили. Этот Алёшка, кстати, обличает господствующую Церковь, что “у них вера не твёрдая”, поэтому православным попам вообще сроков не дают или пять лет, а этим не меньше десятки.
Действительно, после войны сажают либо сектантов, раскольников, либо таких архиереев, которые “в раскосе” с патриархом Алексием I, поэтому получил небольшой срок Мануил Лемешевский в 1949 году (в сущности, за нелояльное отношение к патриарху) [264] .
Поэтому, когда в 1949 году потянуться в лагеря бывшие прокуроры и, вообще, бывшие палачи, генералы, тот же Тюрин и думает, что “Господи долго Ты терпишь, но больно бьешь”. Это – та самая фраза, за которую больше всего боялся Солженицын в смысле “проходимости” повести, поэтому, слава Богу, что повесть Хрущеву была не дочитана.
264
Умом Россию не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить.
Сказался
Позднее Нина Петровна Хрущева говорила, что “так нам уж досталось отовсюду с этим Солженицыным”, но это все - разговор в пользу бедных.
Когда повесть читал Дементьев, она уже была набрана в типографии, поэтому отпечатать ее было легко; члены пленума получили по синенькой книжечке журнала. Таким образом, повесть “Один день Ивана Денисовича” оказалась не просто включенной в официальную идеологию, но это была, как при Николае I опера “Жизнь за царя”, то есть на нее было приказано ориентироваться в оценке сталинских времен.
Солженицын как бы сразу же попал в народные ходатаи: за пострадавших и за других страдающих; был выдвинут на Ленинскую премию; в институте государства и права с ним беседовали вообще о том, что такое мера пресечения, наказания, содержание в лагерях и так далее, и так далее, и так далее. Солженицын становится тем, чего давно не было у нас – общественной фигурой, а народный печальник – это высший титул для общественной фигуры.
Солженицын 1918 года рождения (Исаевич, но отец по крещению Исаакий – в честь Исаакия Печерского). Своего отца он вывел в Исаакии Филипповиче Лаженицыне; дедушка по матери в “Колесе” – Захар Томчак (столыпинские хуторяне). Происхождение Солженицына полу-украинское.
Отец Солженицына скончался в 1918 году от какой-то неудачной операции и мать его поднимала одна. Мать Солженицына была дочь даже не просто кулака, а полу помещика, то у нее были всякие ограничения в работе. О себе Солженицын написал очень много – почти в каждом произведении, в сущности, он почти – главный герой.
В этом отношении он тем выгодно отличается от Льва Толстого, что Толстой просто наделяет героев своими чертами (когда он однажды сказал Розанову, что “у меня нет героев”, то тот про себя подумал – врешь, батенька, твой герой – это твое разросшееся, всячески преувеличенное я), то Солженицын сам фигурирует почти всюду. Поэтому, выбирая (вычитывая), легко можно восстановить всю его биографию.
Что же есть? Какая-то ранняя задумчивость – то, что в мальчишках бывает не часто. Некоторая ранняя задумчивость, поэтому он читает Шульгина вместо Жуля Верна. А так как Шульгин – это советский резидент за границей, то ему разрешают посещать Россию как бы нелегально.
Примерно с 30-го года, то есть с начала процесса “Промпартии” (инженеров-вредителей) Солженицын начинает задумываться о том, что нет ли тут фальши. Как он пишет сам в том же в “Круге первом”, что он знал инженеров в знакомых семьях и никак не мог себе представить, что они не строили, а вредили. Его прорезает мысль, что в 34-м году Кирова убил Сталин.
Тем не менее, Солженицын растет абсолютно советским парнем, потом советским студентом. Заканчивает провинциальный университет (Ростов-на-Дону) (факультет физмат) перед самой войной; заканчивает краткосрочные курсы военной подготовки – как он сам выражается, что “там мы отрабатывали металлический голос команд и тигриную походку”.