Классическая русская литература в свете Христовой правды
Шрифт:
3. Путь А.И. Солженицына, приведший к статусу “народного печальника” шестидесятых – начала семидесятых.
4. Архиепископ Иоанн Шаховской о Солженицыне в статье “Русский реализм”.
Эпоха Солженицына в русской литературе начинается в 1961 году.
В 1957 году Хрущев пришел к безраздельной власти после попытки переворота малой оппозиции: Ворошилова, Маленкова, Молотова, Кагановича, Булганина и “примкнувшего к ним Шепилова”. Всем дали отставку, и даже жене Маленкова, которая была ректором Энергетического института.
1958 год – начало травли Церкви и
При полной безвкусице Никиты Сергеевича Хрущева в школьную программу включают Демьяна Бедного, но после снятия Хрущева в 1964 году, Демьяна Бедного опять исключают из школьной программы. (Демьян Бедный, которого в 1936 году сильно распек товарищ Сталин, отправили в дыру и он так и умер в забвении).
В это же время ближайшим советником Хрущева по вопросам культуры, литературы и так далее становится Александр Трифонович Твардовский. Это как бы его второе общественное рождение и даже связь со Сталиным (панегирики в адрес Сталина) ему в вину не ставятся (считается, что иначе было нельзя).
Высылке Пастернака за границу помешал именно он, так как после опубликования и какого-то признания “Доктора Живаго” за границей в 1958 году высылка Пастернака была практически решена. Хрущев всё же решил посоветоваться с Твардовским, который, к его чести, начал с неожиданной стороны: Твардовский сказал, что Пастернак, конечно, человек решительный и в таких условиях он способен к крайним действиям. Хрущев, несмотря на многие комические акты, вовсе не был дураком и все понял с полуслова и спросил – застрелится?
– Вполне возможно.
– А что, он действительно поэт? (Вопрос Николая I относительно Рылеева, что “если бы я знал, что он такой поэт, то разве бы я допустил, чтобы его повесили”).
– Еще бы!
– Ну что ж, выше тебя?
– Что Вы, Никита Сергеевич, если бы я мог написать три стиха, таких как у Пастернака много, я бы мог спокойно умереть.
После этого разговор о высылке Пастернака затих и ему дали спокойно скончаться, а отыгрались на Ольге Ивинской.
Так или иначе, Твардовский без всяких регалий и постов становится советником (настоящим) Хрущева по культуре. Фурцева, так называемая “Катиш”, – эта была советской куклой.
Твардовскому тоже принадлежит интересный совет – либо совсем уничтожить Главлит, либо лишить его основных функций в принятии решений. Аргументация – главный редактор любого журнала за неудачно помещенную вещь отвечает своим партбилетом, то есть фактически гражданской смертью. Поэтому при такой внутренней цензуре внешняя цензура, где далеко не всегда сидят профессионалы, совсем не нужна.
Понадобился скандал с неудачной выставкой авангарда, с Эрнстом Неизвестным, чтобы функции Главлита сохранить в прежнем объеме.
Поэтому Солженицын решился (он тогда еще жил в Рязани со своей первой настоящей женой) выйти наружу, но только после XXII-го съезда, то есть после окончательного разоблачения
Впоследствии, в 1991 году Каганович сказал, что Хрущев когда-то в юности примыкал к младо троцкистам, – что-то здесь есть. Видимо, и гонения на Церковь свидетельствуют (самое вероятное), что это как раз сказались уроки юности.
Твардовский – главный редактор журнала “Новый мир” и в “Новом мире” публикуются разные лагерные повестушки, очерки. Появляются такие имена как Галина Серебрякова, Борис Дьяков, генерал Горбатов, то есть репрессированные четвертого разбора.
Между этими публикациями и разрывной бомбой “Ивана Денисовича” никакого сравнения быть не могло. Солженицын, хотя тогда и не принадлежал литературным кругам Москвы, но, видимо, у него были какие-то свои осведомители, хорошо понял ситуацию и наметил свои пути.
Солженицын решил опубликовывать “Ивана Денисовича” через журнал “Новый мир”, но не наобум, а как бы двойными кругами. Двойные круги были такие. Солженицына вывели на заведующую редакцией Анну Соломоновну Берзер и этой Анна Соломоновне он вручил повесть, которая была отпечатана на пишущей машинке через один интервал и на обеих сторонах. Так тогда никто не писал. Полагалось писать на одной стороне, через два интервала и так, чтобы 24 страницы машинописного текста в точности равнялись авторскому листу.
Было ясно, что повесть хранилась дома и называлась “Щ№(такой-то)”. Время повести относилось к 1948-1949 годам, когда начались ОСОБЛАГ-и и на советских каторжников стали навешивать номера.
Как опытный зав. редакцией, мадам Берзер решила что делать. Твардовский в это время пребывал в запое, что и помогло делу. Анна Соломоновна поэтому должна была сначала обратиться к заместителям, которым она как бы просто сказала, что вот де пришла очередная повесть о лагерях. К тому времени все уже были сыты Борисом Дьяковым и поэтому махали на нее руками и сказали, что хватит уже лагерей. Точно также и другой зам.
– Кондратович. Тогда она дождалась возвращение “главного” на работу и спокойно сказала, что “вот, Александр Трифонович, пришла повесть – лагерь глазами мужика, очень народная вещь”. Твардовский взял повесть.
Солженицын ставил на двух мужиков: “верховного мужика” Твардовского, как он выражался, и “верхового мужика” - Никиту Хрущева.
Твардовский эту повесть читал дома весь день, всю ночь и опять весь день и тогда принял решение. Твардовский тоже с приемами опытного царедворца начинает сначала давать читать таким, как Межелайтис, то есть людям с именем и не очень запуганным. Более того, Твардовский выходит на личного референта Хрущева Дементьева, которого знал лично.
Дементьев был из богатой купеческой семьи и успел еще захватить дореволюционный быт, шмелевское благочестие - и именно по закону психологической компенсации они старались быть ортодоксальными, чтобы это не проступило где-нибудь. Во всяком случае, то, что называл Розанов “о чем грезится ночью”, - оно тоже всегда должно быть учтено.