Кленовые тайны
Шрифт:
Объяснить, конечно, могу, ещё как могу, только, боюсь, моё объяснение вам по сердцу не придётся. Ведь я сама присоветовала госпоже Кензи способ пиво её драгоценному отпрыску в коробках от шоколадных конфет пиво присылать, да ещё и запечатывать коробки, дабы не у кого не возникло малейшего поползновения сунуть нос в коробки. Однако ж, вам сообщать об этом никоим образом не собираюсь.
— Не имею ни малейшего представления, — со всей возможной натуральностью удивляюсь я, — тут родителей впору спрашивать. Да имеет ли это вообще значение теперь, когда цветущая юность была столь бесчеловечно прервана, — скорбь на лице, сдержанная, но глубокая и искренняя скорбь.
— На Кензи тратить время, действительно, не стоит, — тоном светской львицы, отсылающей бесполезную горничную, заявляет моя начальница, — в вот пути попадания коньяка на территорию вверенного мне учебного заведения проследите
— Слушаюсь, миледи, — кланяюсь, хотя готова лопнуть от злости, — ваше приказание будет исполнено с надлежащим старанием и в установленные вами сроки, — снова кланяюсь.
Ну, наконец-то, очки сняла. Видать, успокоилась немного.
— Ступайте. Станете докладывать о результатах каждый день.
— Благодарю за доверие, можете на меня положиться.
И за дверь, скорее за дверь. Нето она заметит возмущение и злость, что бушуют у меня внутри. Как же раздражает высокомерие древесно-рождённых! Были бы у меня деньги, я бы ни денёчка в этом гадючнике не задержалась. Помыкают, приказывают, а благодарности никакой. На словах я — «заместитель ректора», а на деле — прислуга прислугой. Ну, в первую очередь нужно успокоиться, успокоиться и за дело. Иду в свою комнату, ставлю на огонь кофейник. Хорошо ещё, что в выходные бренди прикупила. Не даром же народная мудрость гласит: «Что могут ками, не можем сами!» Мы всё же — не ваши сопливые студентики, и что пить, когда, где и с кем, решаем самостоятельно, и ничьего позволения нам для этого не требуется. Вот так-то, госпожа Докэру. Щедро наливаю бренди. Всё, пускай весь мир катится куда подальше, я должна отдохнуть. Люблю обжигающий кофе. Никогда не понимала людей, что дуют на чай или хуже того, оскверняют божественный напиток, доливая ледяную воду. Полагаю, в аду для них отдельное местечко заготовлено. Вроде бы полегчало. Вторую чашку для закрепления успеха. Отлично. Можно думать теперь, каким образом решить наши проблемы. Сначала сверну всю свою деятельность. Никаких больше проносов запрещёнки за плату, никаких платных поблажек по уборке и порядку в комнатах. И внешний вид. Окари с третьего этажа вообще в балахоне с куриными костями щеголяет, хорошо, что ректоресса её в таком виде не застала. Дворнику Аксону самое строжайшее внушение сделаю, пускай тоже на пару-тройку недель заляжет на дно и всё спиртное вкупе с табаком на входе изымает. И чтоб никаких исключений! Никому. Да, придётся фиксировать убытки, но без этого никак. Рона Саюси должна быть кристально чиста и всегда быть выше подозрений. Вот только, — где-то в глубине души заворочалось сожаление: моя крашеная сволочь снова просила пронести в общежитие «сумочку с гостинцами из деревни». Уж не знаю, что такого присылают родичи, только пронос такой «сумочки» на пять манов каждый разочек тянет, почитай, половина рё. Но самое скверное, что эта самая половина рё уже мне уплачена и потрачена. Заикнусь, что пронос откладывается до другого, более удобного раза, денежки ворочать придётся. А этого, ой, как не хочется. Попробую припугнуть, тут крашеные волосы в самый раз будут. Да и остальных крашеных за компанию. Прямо с лекции что ли виновников торжества выцепить? Пускай сразу почувствуют, что разговор у нам предстоит нелицеприятный, а чем больше волнения в сердце, тем проще воздействовать человека, в чьём сердце это самое волнение угнездилось. Дольку лимона, чтобы не дай боги, кто-нибудь бренди унюхает!
Итак, что там у них в этот час? Артанская литература, хорошо. Иду, нарочно каблуками в пол шаги впечатываю, а что? Имею право. Я вам — не какая-нибудь худосочная мелкая артанка, навроде классной дамы второй группы третьего курса Каги. Меня боги статью не обделили. Повыше многих мужиков буду, да
— На выход!
Растерянный взгляд, отмашка Изуэ (можно подумать её позволение тут хоть кому-то требуется), поднимается, идёт. Все провожают взглядами. Это хорошо, это душевного спокойствия не добавляет, а я смотрю, прищурив глаза, словно на ползущее мерзкое насекомое.
— Ко мне в кабинет, — цежу сквозь зубы, голову вверх, уничижительный взгляд на пробирающееся через аудиторию убоище с крашеными волосами, и иду вперёд. За спиной шаркающие шажки. Иди, иди, ломай голову, в чём твоя провинность. Когда дойдёшь до моего кабинета, только сговорчивей будешь!
Вхожу, сажусь за свой стол. Осанку держу такую, что в Кленовом дворце на королевском приёме не стыдно появиться. Да и стол я себе оторвала мировой. Когда закупки мебели три года назад оформляла, уж постаралась, вписала стол от Картленов. Попечительский совет среди всего прочего подписал и стол. Так что уже три года у меня стол в кабинете даже лучше, чем у самой ректорессы. Чернильный прибор — подарок позапрошлого выпуска и бумаги разложены так, чтобы у всякого, кто зайдёт в мой кабинет мгновенно создавалось впечатление, что они отрывают от важного дела жутко занятого человека, меня то есть. Сажусь. Сволочь стоит, с ноги на ногу переминается. Интересно, почему я только теперь заметила, каблуки на туфлях?
— Сесть можно? — спрашивает. И ни поклона, ни вежливого приветствия, будто мы на равных.
— Постоишь, — бросаю.
— Дело-то в чём? — бровь выгибает со значением. Только меня, дорогуша, этим не проймёшь.
— В чём дело, стану говорить я. Надеюсь, ты в курсе последних событий в институте? — главное с такими сразу взять инициативу в свои руки и показать, кто здесь главный.
— Вы о самоубийстве?
— Самоубийство или убийство, это пускай Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя разбирается. Только, в связи с этим, все наши с тобой договорённости аннулируются. И касаемо покраски волос, — хмурю брови, словно мне противно даже глядеть на крашеные патлы, — с этим придётся покончить. Госпожа Докэру велела донести до всех нарушителей институтского Устава, что впредь она не намерена терпеть самовольства в виде изменения природного цвета волос, да и прочие нарушения дисциплины будут строго наказываться. Так что, имей в виду.
— Только это? — умеет же эта сволочь улыбаться, аж завидно: зубы блестят, на щеках ямочки, — могли бы меня с лекции при всем честном народе не выдёргивать, а, как вы это обыкновенно делаете, всей группе про волосы объявить или приказ, там, по институту зачитать.
— Не тебе мне указывать, как поступать, — делаю паузу, пускай задумается, — у меня к тебе особенный разговор имеется.
— Это вы о посылочке от родных, что должна прибыть на этой неделе? — глазами хлопает с самым что ни на есть невинным видом, — так ведь, насколько я помню, вам за беспокойство и труды было заплачено сполна. Мы в расчёте.
— БЫЛО сполна, — со значением говорю я, — сполна — это когда всё вокруг тихо-спокойно, никому нет дела до твоих махинаций с «посылочками», в которых, как я догадываюсь, отнюдь не ветчина домашнего копчения с жареной курицей упакованы. Сейчас обстоятельства изменились. За ту смешную сумму, кою ты называешь достойным вознаграждением, даже ветчину не стала бы проносить, не говоря о ТОМ, что в сумке лежит.
— И что же, по-вашему, в ней лежит?
— Знаем, — киваю. Хотя ни разочка внутрь не заглядывала, без слов понятно, что папиросы и вино, — что лежит, то лежит. И вот более оно там лежать не будет.
— Как так? — глазищи на всю ширину раскрылись, — у нас же уговор был!
— Вот именно, что БЫЛ. За жалкие суммы, которые я получаю за нарушение правил, и крохи за прочие услуги уже давным-давно морально устарели и утратили актуальность. Так что, слушай сюда, — постукиваю карандашиком по столу, будто размышляю, хотя уже просчитала и решила, — десять рё, и мы будем в расчёте за все оказанные прежде услуги. Пока всё. Когда шумиха поутихнет, тогда и поговорить о перспективном сотрудничестве можно будет.