Клетка для лжецов
Шрифт:
—А разве мы не так делали? —Нахмурилась Лорента.
—Двадцать седьмая была в моих расчетах по данным энергометра. Мы же проверяем все варианты, —Твердо объяснил Най, —Так почему бы поскорее не проверить тот, на который мы получили еще одну наводку?
—Энергометр… —Пренебрежительно прошипел Вэйл, —Разве он не показал вам, что на одиннадцатой что-то есть? Вы угробили впустую столько дней…
Вэйл допил свое пиво, поставил стакан на низкий стол и двинулся к выходу из рабочего отсека. Най остановил его на полпути:
—Да, он повел нас по ложному пути. Но теперь
—Оно-то понятно, —Пожал плечами пилот, —Только ты подумай — может, эта игрушка и вправду бестолковый хлам?
С этими словами он вышел из отсека, а Най, еще секунду назад напряженный, как натянутая струна, теперь весь обмяк и бесформенной кучей осел обратно на диван. Лорента всем сердцем хотела успокоить его, но опровергать слова Вэйла не видела смысла. Ведь энергометр, одна модель которого осталась на одиннадцатой, а другая все еще стояла здесь, в каюте у Ная, действительно показал им присутствие Клетки, когда они запустили его в гостинице.
Конечно, сказать это — значило обесценить работу нескольких лет, на которую Най положил всю жизнь. Лорента из недалекого прошлого так бы и сделала — и, может даже, поступила бы правильно. Но Лорента из настоящего не могла.
Потому что Най больше не был для нее человеком, которому хотелось бы намеренно причинить боль. Он и без того чувствовал ее каждый день, и дело даже не столько в физической боли, сколько в душевной.
Как бы Лорента не жалела себя, она не имела никакого представления о настоящем одиночестве. Да, за всю жизнь у нее едва ли было пару друзей — про мужчин и говорить нечего — но у нее всегда была бабушка, без которой она не могла представить своей жизни.
У Ная уже несколько лет не было никого — ни единой живой души, которая взяла бы его за руку в трудный момент и не позволила бы свернуть с пути. Каким-то чудом он до сих пор не сдался — но на сколько у него еще хватит сил?
—Най, по-моему, тебе нужно отдохнуть, —Мягко заговорила Лорента.
Он ответил спустя пару мгновений, словно выйдя из ступора:
—Я не устал.
Глаза его при этом намеренно избегали встречаться с ее взглядом.
—Он прав, —Ученый так резво поднялся на ноги, что зацепил ногой стол и опрокинул стакан с пивом. Благо, тот не пролился из-за чудес конструкции, —Нужно перебрать энергометр. Может, датчики как-то сбились…
Судя по суетливым движениям и рассеянности, он все еще был болен, но не сознавался в этом даже самому себе.
—Най, —Устало позвала Лорента, —Ты точно нормально себя чувствуешь? Ты выглядишь…
—Я всегда так выгляжу, —Отрезал он, —Со мной все в порядке.
У нее не было шансов вразумить этого идиота. Временами девушке казалось, что в упрямстве Най может потягаться даже с ней самой.
Он поспешно вышел из отсека, оставив ее наедине со своими мыслями. Вот только после одиннадцатой колонии Лорента меньше всего на свете хотела с ними оставаться.
Нет ничего хуже, когда тебе некуда спрятаться в собственной голове. Видения с последнего корабля заполняли все свободное пространство, догоняли ее даже тогда, когда девушка пыталась убежать от них туда, куда бежать бы
К тому, что было в тот вечер перед ними. К ее выступлению, к танцу, к поцелую на балконе. Они настигали ее даже там и сжигали в пепел все, за что она пыталась ухватиться.
И все же самым страшным были даже не воспоминания. А то, что эти видения в любой момент могли повториться.
*
Времени на бритье и вправду не осталось. Так уж вышло, что по пути на двадцать седьмую жизнь Ная превратилась в балансирование между болезнью и непрекращающейся работой над энергометром. Может, эта работа и не была бы столь трудоемкой и длительной, если бы не он сам, давший волю слабости и позволивший себе раскиснуть.
Производить расчеты с больной головой, когда тебя бьет озноб и постоянно тревожит кашель — та еще задачка. Вэйл с Лорентой, завидев это, в один голос затвердили о том, что нужно дать себе время восстановиться, но Най понимал, что именно во времени вся и загвоздка.
У него попросту его не осталось.
Он готовил себя к этому моменту все четыре года — встретить надвигающуюся смерть достойно, с гордо поднятой головой — но теперь, когда он и вправду настал, все попытки убедить себя в неизбежности происходящего пошли прахом. Най хватался за все, что, как ему казалось, может привести их к Клетке в кратчайшие сроки — он переделывал энергометр снова и снова, проверял датчики и сенсоры, измерял, считал, дорабатывал…
Пока с каждым днем ему становилось все хуже. Паршивости ситуации добавляло еще и то, что скрывать это от Вэйла с Лорентой становилось почти невозможно. Он как мог прятался от их глаз, чтобы эти двое не видели, сколько крови он ежедневно выплевывает на платок, как сильно его колотит дрожь, и скольких усилий ему стоит просто-напросто встать с постели, но Вэйл по-прежнему жил с ним в одной каюте, а Лорента так и норовила заглянуть к нему, чтобы справиться, как идет работа.
Впрочем, идиоту было ясно, что это только предлог — работа над энергометром ее мало интересовала. В отличие от его здоровья. И, может быть, его самого…
Это была еще одна причина, почему он вдруг так испугался смерти. Наверное, прежде Най был слишком глуп и не учел того обстоятельства, что у него может появиться еще один личный мотив жить дальше.
Наивно, конечно, было полагать, что у этой истории может быть продолжение. Лорента с самого первого дня ясно дала им с Вэйлом понять, кто она такая. Дворянка, Хранительница, мечтающая вернуть себе тот мир, в котором она родилась. Все остальное для нее лишь средство достижения цели.
И все же она сильно переменилась после одиннадцатой колонии. И дело даже не в отношении к Наю — должно быть, то, что она увидела во время обряда, всколыхнуло в ней что-то, о чем девушка прежде никогда не думала. Теперь Лорента стала осторожней, вдумчивей, рассудительней…
И Най солгал бы, если бы сказал, что ему это не нравится.
Оттого понимать, как неумолимо и бесповоротно из него вытекает жизнь, было еще больнее. Ночами ученый только и делал, что бессмысленно таращился в потолок, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.