Клевета
Шрифт:
— Святой Иисус! Почему ты лежишь в таком виде?
Она не отвечала, и глаза ее безжизненно смотрели в потолок. Шарль подошел к кровати и, взяв Магдален за подбородок, вгляделся в лицо. Глаза у нее оставались такими же пустыми и тусклыми. Неужели он переборщил? Ему хорошо было известно, что в какой-то момент жертва перестает ощущать, и тогда она как бы ускользает от своего мучителя, впадая в бессознательное состояние. Но он никак не ожидал, что Магдален может сломаться так скоро. Подойдя к дверям, Шарль окликнул сестру Терезу.
— Давно она в таком состоянии?
— С утра, как принесли. Она смогла лишь покормить ребенка.
— Она что-нибудь говорила?
— Нет, милорд.
Он вернулся к
— Вымойте ее, — приказал он. — Я приду позднее.
Магдален не сопротивлялась, но была как манекен пока сестра Тереза и служанка стаскивали с нее запачканную одежду. Она позволила вымыть себя, расчесать спутавшиеся волосы, облачить в свежую льняную рубашку и широкое, свободное платье. Все это время она сохраняла полное безразличие и как будто бы не испытывала никакого облегчения от того, что смогла избавиться от грязи и затхлых запахов подземелья. Усадив ее в кресло перед камином, они принесли ей ребенка, а затем сунули в руки миску с бульоном и кружку с вином. Подчинившись их увещеваниям, она начала вяло жевать.
Совсем стемнело, когда вернулся двоюродный братец. Магдален все еще сидела в кресле, безвольно уронив руки; свечи на столе успели погаснуть и вовсю чадили, но она, видимо, не замечала темноты.
Шарль высек огонь из кремня и снова зажег свечи. Магдален даже не шевельнулась.
— Итак, кузина, — сказал он, приближаясь со свечой в поднятой руке, так, чтобы лучше видеть ее лицо. — Посмотрим, как ты ответишь на мои поцелуи этой ночью.
Он обхватил ее лицо руками и прижал свои губы к ее рту. Она не шевельнулась, холодная и неподвижная, как мраморная статуя. Внезапно он отпрянул от нее и бросился к двери с криком:
— Отведите ее вниз!
У Магдален чуть не остановилось сердце. Она проиграла! Но, невзирая на страх, Магдален осталась неподвижной куклой, тупо уставившейся глазами в пол. Шарль пытливо всматривался в ее лицо, пытаясь найти признаки волнения или страха — ответ на его внезапную команду, но никаких изменений в ее позе или выражении лица так и не увидел. Когда двое стражников подошли к креслу, он жестом приказал им остановиться. Если ее прострация не поддельна, то в следующий раз она вернется из подземелья окончательно сошедшей с ума, а значит, станет для них совершенно бесполезной. Едва ли Бертран одобрит подобное рвение, поэтому рисковать не стоило.
— Уйдите!
Стражники удалились, и кузен снова поставил свечу на стол.
— Утром, кузина, ты мне покоришься, а потом засвидетельствуешь свою верность Бертрану. А если нет — что же, ты сгниешь в подземелье, и на этот раз не одна, а вместе со своим выродком!
Никакой реакции в ответ. В сердцах Шарль схватил ее за руку и поставил на ноги.
— Слышишь меня, кузина? Вместе с ребенком!
«Нельзя отвечать! Нельзя отвечать! Нельзя отвечать!» — вновь и вновь повторяла она про себя, пока внутренний голос не заполнил собой все. Она безжизненно, словно сломанная игрушка, упала в кресло, из которого он выдернул ее, и лежала в нем неподвижно.
Дверь захлопнулась, и только тут ее затрясло и замутило, но победа осталась за ней — она выиграла отсрочку, пусть всего лишь на одну ночь.
Гай де Жерве посмотрел на небо — тяжелое и хмурое. Воздух был душен и сперт; видимо, со стороны Пиренеев надвигалась гроза. Впрочем, отсутствие луны и звезд как нельзя лучше подходило для их цели.
— Как ты думаешь, она сейчас спит? — прозвучал в темноте тихий голос Эдмунда. — А может быть, они ее сейчас мучают?
Гай обернулся: Эдмунд высказал вслух то, о чем Гай думал все время. Как обычно, Эдмунд был одет в кольчугу, тяжелый меч висел до пояса, а в руках блестел щит «Полное боевое облачение до начала боя нам вряд
— Старайся не думать о Магдален, — сказал он, обращаясь не столько к Эдмунду, — сколько уже в который раз! — к себе самому. — Своим беспокойством ты ей все равно не поможешь.
— Но она всегда так боялась своего двоюродного брата!
— Страх ее не убьет, — успокоил его Гай. — Она храбра и сообразительна.
Он не мог признаться, что страх за Магдален, находящуюся в плену да еще с ребенком, временами и его доводил до исступления.
— Все готово, — перед ним возникли смутные очертания мощной фигуры Кортни Дюрана. — Часовой с городской башни снят, так что некому будет пробить тревогу.
Голос его был равнодушен. Он как будто хотел показать, что кроме развлечений и денег, полученных в уплату, его ничто не интересует в этом хлопотном предприятии. Слишком многие оказались заинтересованными в судьбе леди Магдален, чтобы еще и ему лезть туда же.
— Оставим в лагере горящие костры и факелы, пусть думают, что мы на месте, а сами направимся к крепости, чтобы быть там с первыми лучами солнца.
Сорок рыцарей бесшумно двигались через спящий городок, копыта лошадей были обернуты тряпками, чтобы не стучали, и только по редкому позвякиванию уздечек проснувшийся горожанин мог подумать, что под окнами едет всадник. Следом продвигались лучники и копейщики, а в конце безмолвной процессии лошади и мулы везли на спинах огромные вязанки хвороста и длинные осадные лестницы. Неосторожные обитатели домов, невзначай высунув нос из окна, тут же прикрывали ставни поплотнее: коли в замке не подняли тревоги, самое разумное спать тихо, заниматься своими делами и благодарить небо за то, что неизвестное воинство не проявляет никакого интереса к городу и его жителям. Улицы города походили на щели, и в их тени можно было подойти к крепостным стенам, оставаясь совершенно незамеченными. Дозорные на крепостных башнях по-прежнему всматривались вдаль, откуда можно было ждать опасности, но видели там, как и в последние несколько дней, лишь рассыпанные по пригорку огни разбойничьего лагеря. Вниз, на город, они даже не смотрели, да и зачем: если городу будет угрожать опасность, они тут же получат сигнал. И они спокойно расхаживали по зубчатым стенам, дожидаясь рассвета и не подозревая, что опасность медленно и неотвратимо надвигается, приближаясь к стенам и рвам и противник вот-вот обрушится на крепость, используя для этого бомбарды, дымовую завесу и приставные лестницы.
Едва первые лучи озарили вершины гор, утренний воздух взорвал трубный рев одиннадцати рогов, как будто все петухи мира, собравшись под стенами крепости, бросали вызов наступающему дню. С окрестных гор налетел утренний ветер и к небу взметнулись штандарты де Брессов, де Жерве и Ланкастеров. И опять протрубили герольды, вызывая хозяев крепости на честный поединок.
В крепости началась суматоха. Люди бежали на крепостную стену и там с изумлением смотрели на вооруженное воинство, собравшееся у стен Каркассона. Бертрана де Боргара разбудил его оруженосец, бледный от страха, перепуганный не столько осадой крепости, сколько тем, что на него обрушится гнев хозяина.
Сразу же вслед за пажем вбежал начальник гарнизона и, пока Бертран облачался в доспехи, сообщил, чьи штандарты развеваются над стенами.
— Боже милостивый! Ты сказал, штандарт де Брессов? — Бертран грязно обругал оруженосца, перепутавшего его латные рукавицы. Привести сюда д'Ориака!
Но Шарль уже был здесь, бледный, но решительный, он пока что был без доспехов.
— Милорд!
— Это ты клялся, что де Бресс мертв, — прошипел дядя.
— И по-прежнему заверяю вас в этом, — твердо ответил Шарль. — В самое ближайшее время он погибнет, и от моей руки.