Клейменные одиночеством
Шрифт:
Стало нечем дышать. Горе захлестнуло темной волной, затопило все вокруг. Сознание отчаянно рвалось к поверхности, к свету: «Не может быть! Неправда!!!» Но солнце померкло, а в груди сделалось так… холодно.
Черный камень с именем и датой. Алые цветы. Я стоял на коленях у могилы жены.
Лирна!
Почти год… а я даже не знал. Ни слез, ни молитв. Только пустота и боль.
Ничто в мире больше не имело значения. Толчок в плечо, опрокинувший меня на землю, нечленораздельный
Оказалось, может.
— Она умерла из-за тебя. Ты убил ее! Как ты смел явиться сюда, ублюдок!!!
Не давая мужику вновь замахнуться, схватил его за рубаху и притянул к себе. Прошипел:
— Она любила меня!
Сбросил противника, не выпуская его ворот, подмял под себя и принялся лупить куда придется.
— Она! Любила! Меня! Любила!!!
Он лжет. Дар не влиял на нее, не мог влиять! Даже если… это случилось бы раньше! Мы ведь были вместе пять… четыре весны.
— Четыре весны вы были женаты, — прошептал Мирк разбитыми губами.
У меня потемнело в глазах.
Когда пришел в себя, Мирк не шевелился. На его лице не было живого места. Я поднялся на ноги, с каким-то отстраненным недоумением разжал окровавленные кулаки. Что я делаю, зачем? Заставил его замолчать, но легче не стало. В голове все звучали слова: «Ты убил ее!»
Вдруг это правда? Мне необходимо знать.
В тени сирени у дороги чесали языки две бабы. Словно мир без Лирны остался прежним. Словно ничего не случилось, и можно вот так трепаться и лузгать семечки.
Ветер донес до меня обрывок разговора:
— Да второй день уж. Безрукая увести хотела, уговаривала, так он и не услышал даже. Только на надгробье пялится и молчит. Как бы не помер тут.
— Не приведи боги!
— Не ест, не пьет… Ему бы горе выплакать-то, а он ни слезинки не пролил.
— Может, и пролил. Сунира сказывала, выл ночью, как зверь раненый.
— Хорошо, если… — толстая тетка в мятом платье заметила мое приближение и заткнулась.
Обе крестьянки с ужасом таращились на меня — то ли заляпанная кровью одежда их испугала, то ли мысль, что Одинокий слышал, как ему перемывают кости.
— Там Мирк, — я махнул рукой в сторону кладбища. — Позаботьтесь.
— Ой, боженьки! Живой?
Не знаю. Все равно.
Женщины, не дождавшись ответа, заспешили в указанном направлении.
Безрукая ждала меня. Стоило приоткрыть дверь, вскочила со скамьи и бросилась навстречу:
— Слава богам, Грэ!.. — она осеклась. — Что случилось?
— Скажи только одно: это я? Я убил ее?
— Не говори глупостей, — Лайяра строго сдвинула брови. — Тебя не было почти две весны.
— Не лги мне!
— Кем бы ты
Я не позволил сбить себя с толку:
— Не верю! — схватил ее за плечи, заставляя посмотреть мне в лицо. — Обычный лекарь мог оплошать, но не ты. Не ты!
— Именно я! — Безрукая дернулась, вырываясь из моих рук, нервно заходила по комнате. — Хочешь найти виновного? Что ж, ты его нашел. Лайяра Сарнская не спасла самого дорогого человека! Доволен?! — ее голос сорвался. Лекарка бессильно упала на скамью. Запал кончился.
Я понял, что разговор давался ей тяжело, но не собирался отступать — мне важно было знать правду.
— Какое-то время мне удавалось… Но я тоже не всесильна! Лирна была очень слаба. Боги свидетели, она с трудом доносила ребенка и только чудом перенесла роды.
— Значит, если бы не ребенок…
— Не смей! — Безрукая вскочила. — Не смей винить малыша. Он… если кто-то и мог ее спасти, то…
— Спасти от чего? Лайяра, посмотри мне в глаза и ответь: мой Дар влиял на Лирну? Поэтому она ослабла? Говори! — лекарка не ответила. — Почему ты молчала?!
— Она знала, — тихо сказала Безрукая. — Лирна никогда не верила в ваши сказки. Просто любила, и… Не смотри на меня так! Это было ее решение.
— Право на выбор имеет тот, кто его делает, да? — меня трясло от гнева. — А как же я?! Как же мой выбор?!!
— Ты не понимаешь. Я не могла ее заставить. Это значило бы предать. Мужчины всегда сами распоряжаются и собой, и другими. А женщины только ждут — с войны, с дуэли, с попойки… А потом расплачиваются за ваши ошибки. Но мы тоже люди!
— В этом все дело, да? Пожертвовать дочерью — а ведь Лирна тебе как дочь! — лишь бы доказать, что женщины не хуже мужчин?! — вне себя от ярости, я схватил Безрукую за шиворот и прижал к дверному косяку так, что услышал, как ее затылок ударился о дерево. — И еще смеешь говорить, что любила ее. Ведьма!!! — пальцы левой руки сомкнулись на ее горле.
— Хватит, Грэн. Прекрати! — хрипло потребовала Лайяра. На волоске от смерти она все же не просила, а повелевала. — Лирна мертва, и этого не изменить. Сейчас есть вещи поважнее.
— Что?! Что может быть важнее?!!
Гнев, боль, ненависть — к себе, к Безрукой, ко всему миру — выплеснулись криком.
Удар!
Ведущая в спальню дверь, на которую он пришелся, с грохотом распахнулась. От неожиданности я пошатнулся, едва удержав равновесие, и вынырнул из охватившего меня безумия.
И вздрогнул, услышав нежный звон. Сквозняк играл серебряными лирнадскими колокольчиками, висящими над детской кроваткой. Я сам покупал эту игрушку для…
— Ирвин.
Как я мог забыть о ребенке? Выпустил лекарку и, затаив дыхание, вошел в спальню.