Клиника Сперанского
Шрифт:
Поместив дипломат на тумбочку, Новиков тоже лег и тут же услышал негромкое:
– Кто разрешил?
Скосился на бригадира, тот уже лежал на боку, подперев голову рукой, и изучал его холодными серыми глазами.
– Встань, - всё так же негромко сказал Бригадир.
– Не заслужил еще.
– Что: встать и стоять?
– не трогаясь с места, уточнил Новиков.
– Встань и стой.
– Это уже дедовщина, - сказал Новиков.
– Давно из армии, сынок?
Реакция бригадира была мгновенной: вылетел из кровати, будто подброшенный
– Нокаут, - с удивлением констатировал один из бойцов, увлеченно следивший за происходящим.
– Чуваки, Носка завалили.
Тут уже все они вскочили, здорово это у них получилось, слаженно, и кинулись на новенького, каждый готовя свой удар, но через пару-тройку секунд непостижимым образом оказались на полу. Боль пришла чуть позже, сменив жажду крови на покорность судьбе.
– Ну что, связать вас, братцы?
– добродушно спросил Новиков.
– А то ведь снова полезете драться.
– Ну тебя, братец, нафиг, - сказали бойцы, стараясь не шевелиться, чтобы не ломило.
– Накормил по самую маковку.
И надо же такому случиться: именно в этот момент, момент наивысшего позора, в комнату зашел Ростик. Зашел, скривился и произнес:
– Забыл предупредить - поаккуратнее с ним.
Бригадир, ощущая под ребрами резкую боль, а во рту привкус едкого мыла, проворчал:
– Спасибо, уже в курсе...
Спустя полчаса вся бригада сидела на кухне, гоняла чай с лимоном и ванильными сухариками с изюмом. В знак примирения и единения хороша была бы водка, но водка в течение дня не полагалась.
Новиков, переодевшийся в форму чернорубашечников, ладную, надо сказать, и приятную для ношения форму, сидел по правую руку от бригадира Носкова и слушал, о чем тот говорит. Носков же говорил следующее.
В бункере одновременно обретается 30 человек: 6 команд по 5 бойцов. Работа в режиме "сутки - трое", то есть сутки работаешь, трое отдыхаешь. Отдыхаешь, разумеется, дома либо на снимаемой жилплощади, но не в бункере, так как он рассчитан только на 30-40 голов. Оно, кстати, и благоразумно: в случае облавы накрывается лишь текущая смена, прочие же остаются невредимыми. Были ли облавы? Нет, не было, но чем черт не шутит. Оплата 1000 баксов в месяц, поэтому все бойцы держатся за неё зубами.
Схема организации держится в секрете, известно лишь, что наиглавнейшим начальником является Герман Оскарович Штольц, а поскольку вся шатия-братия в округе знает его по имени-отчеству, то скорее всего он свадебный генерал. Настоящий же главнокомандующий известен лишь узкому кругу лиц. Нет, разумеется Штольц обладает огромнейшими правами, тут никто не спорит, и любого из сидящих за этим столом смахнет в помойный бак одним мизинцем, однако стратегических вопросов он скорее всего не решает.
Сказав это, Носков посмотрел на Новикова и добавил:
– Это строго между нами.
– Разумеется, -
– С твоими рассуждениями, друг, я целиком и полностью согласен. Станет секретный начальник, как дурак, жить в окружении ночных бабочек и педиков? Ясное дело, не станет.
– Ты, уважаемый, путаешь кислое с пресным, - сказал ему Носков.
– Штольц - человек новой формации, он крутой и стилем своей жизни подчеркивает крутизну. Мальчики и девочки - это его бомонд, его постоянное окружение, которое его развлекает, составляет ему компанию во время пиршеств и житейских невзгод. Бомонд всегда разный, трогать его не стоит, Штольца это может рассердить.
– Житейских невзгод?
– переспросил Новиков.
– Разве у него бывают житейские невзгоды?
– У всех бывают, - уклончиво ответил Носков.
Глава 7. Малиновая коробочка
Показывая полное радушие и расположение, Носков после чая провел Новикова по помещениям бункера. Людей в комнатах оказалось от силы человек десять, остальные, как объяснил бригадир, были на заданиях.
– Какие задания?
– спросил Андрей.
– Увидишь, - ответил Носков.
– Вот, кстати, и наша оружейная палата.
Оружейной палатой, длинной, узкой комнатой, заставленной и завешанной огнестрельным оружием, командовал мрачный хромой одноглазый детина - лысый, с черной повязкой на выбитом глазу. Новикову он не особенно обрадовался, посмотрел брезгливо, буркнул что-то невразумительное и явно неодобрительное, после чего занес в журнал приема-выдачи стволов.
– Ты ему понравился, - сказал Носков, когда они вышли в коридор.
– Ты уверен?
– отозвался Новиков.
– Другим салагам он выдает такое, что уши вянут. Ноги вытирает.
– Сподобился, значит, - сказал Новиков.
Были также в бункере столовая, душевая с десятью кабинками, кабинет информатики, в котором на компьютерах обрабатывались детали операций, комната отдыха с домашним кинотеатром, где на случай особого периода можно было разместить с десяток гавриков, скрывающихся от наших и ваших, то есть от правосудия и от конкурирующей братвы. Еще здесь имелись аж три клозета и, разумеется, раздевалка с личными шкафчиками, запирающимися на ключ.
В столовой из-за демаскирующего запаха не готовили, еду привозили в термосах и судках, остатки складывали в здоровенный холодильник, напоминающий трехдверный платяной шкаф.
В час привезли обед, но перекусить толком не удалось - началась внеплановая операция.
Лысый детина сноровисто выдал заряженные автоматы УЗИ, Носков, скомандовав "За мной", помчался в противоположную от лестницы сторону - к неприметной двери в конце бункера, за которой оказался скудно освещенный коридор с цементным полом. Четверо бойцов, в том числе и Новиков, топая, неслись за ним. "На цырлах", - обернувшись, проорал Носков, вслед за чем все побежали на цыпочках, не гремя каблуками.