Клинки Ойкумены

Олди Генри Лайон

– Доктор, говорите так, чтобы я вас понял.

– Ваш отец очень плох.

– Сколько времени вы ему даете?

– Трудно сказать. В любом случае, мало.

Клинок рапиры содрогнулся от мощного удара.

– Маркиз де Кастельбро… Твоего отца хватил удар?

Второй удар, мощнее первого. Удары перекликались через колоссальное пространство: те, что пытались достать Диего Пераля, и тот, что отправил к праотцам старого маркиза,

любителя бить палками дерзких поэтов.

– Ты бросил отца умирать? Ты полетел ко мне, да?!

– Ты…

Откуда, спрашивали глаза графа. Откуда тебе это известно?! Во взгляде дона Фернана осталось мало человеческого: смерть, страх и вопрос, на который у Диего не было ответа.

– Диего! – крикнули от двери. – Я здесь!

И лязг клинка, выхваченного из оружейной стойки.

К чести графа, он не промедлил ни мгновенья. Взлетев, дага кувыркнулась в воздухе – и опустилась лезвием в ладонь хозяина, чтобы вновь отправиться в полет. Поймав луч света, шустрая молния скользнула к входу в зал. Она еще не успела поразить цель, когда шпага дона Фернана, взломав защиту маэстро, вонзилась Диего в пах, чуть выше лобковой кости. Вернее, вонзилась бы, если бы не бдительность нейтрализатора. От тяжести, соответствующей смертельному ранению, Пераль-младший рухнул на колени, а там и лицом вниз. Живот прижало к покрытию так, словно маэстро, забыв обо всем, истово совокуплялся с землей.

Рапира выпала из руки, откатилась к тренажеру.

– Гори в аду…

После этих слов, в точности соответствующих пожеланию самого Диего, адресованному графу, дон Фернан ринулся вон из зала. Он не задержался, чтобы отключить нейтрализатор и добить беспомощного противника – на бегу подхватив чехол, нынешний глава рода Кастельбро мчался так, словно легион чертей гнался за ним по пятам.

Диего приподнял голову. От падения в черепе гудели колокола. Зрение сбоило, но быстро восстанавливалось. Возле двери, скорчившись в позе зародыша, лежал человек. Когда Диего сумел рассмотреть, кто это, он понял, что Фернан прав.

Я в аду, сказал себе Диего Пераль. Я в аду, и гореть мне вечно.

Волоча все каторжные ядра, какими наградил его нейтрализатор, и собственную жизнь в придачу, он полз к выходу, зная, что выхода нет. Он бы завыл, но Господь отказал маэстро даже в этой малости.

X

С точки зрения Фриша, здание университета Бунг Лайнари было спроектировано крайне нерационально. Радиально-цилиндрическая конструкция с концентрическими круговыми коридорами была бы гораздо удобнее – и для студентов с преподавателями, и для троицы инорасцев, пробиравшихся сейчас к спортзалу. Коридоры корпуса представляли собой хаотический трехмерный лабиринт, лишенный всякой видимой логики построения. Задача абсурда: если, к примеру, ты хочешь попасть в помещения четвертого этажа левого крыла, зачем тебе для этого нужно сначала подняться на шестой, а потом спуститься на два этажа по отдельной внутренней лестнице?

Гиль Фриш не знал ответа на сей вопрос. Как и на другой, более важный: что происходит в зале? Какофония схватки, извергаясь из наушника, ничего не объясняла. Очередной лязг. Очередной вскрик.

Тишина.

Фриш заставил себя не ускорять движение. При ходьбе в прежнем темпе они войдут в спортзал через

одну минуту семнадцать секунд. В любом случае, они опоздали. Спешить не имеет смысла. Шорох. Хрип. Стук двери. И снова – хрип, шорох. Значит, еще не все кончено.

Торопливые шаги – не в наушнике, в коридоре.

Чередование полос бледного света луны, льющегося из высоких окон, и глубоких теней от межоконных простенков превращало коридор в призрачную «зебру» пешеходного перехода. Оба конца «зебры» терялись в темноте. Уходили в никуда, в бесконечность, в «кротовые норы» галактических червоточин. Мар Фриш отметил странность образов и сравнений, возникших у него в мозгу, но анализ причин, их вызвавших, отложил на будущее. Мрак в дальнем углу коридора шевельнулся, от него отделилась человеческая фигура, замерла в раздумьях – и устремилась навстречу поздним гостям.

Наверняка этот человек предпочел бы ни с кем не встречаться или обернуться невидимкой. Но его лишили выбора. Разворачиваться и искать другой путь означало навлечь на себя подозрения. Быстро приближаясь, он мелькал в полосах лунного света: эффект стробоскопа. Несмотря на это, Гиль Фриш узнал человека, узнал дважды и трижды.

Дворянин, командовавший убийцами в Эскалоне. Высокий мужчина с фехтовальным чехлом на плече, недавно прошедший мимо кафе. Персона со снимка, найденного в вирте, когда мар Фриш выяснял подробности о Диего Перале.

Дон Фернан, родной брат Энкарны де Кастельбро.

Только что он, по всей видимости, смертельно ранил Диего Пераля. Дон Фернан счел бы возможным покинуть зал, не добивая противника, в одном-единственном случае: если бы был уверен, что жизнь сеньора Пераля подошла к концу.

Правая рука Фриша нырнула в карман, где лежал парализатор – сработал рефлекс, вбитый в подкорку за годы службы в полиции. Понадобилась одна целая и две десятых секунды, чтобы отказаться от ошибочного решения. Парализовав дона Фернана, Гиль Фриш выдаст себя с вероятностью девяносто девять и восемь десятых процента. Для Диего Пераля это ничего не изменит, зато создаст проблемы Фришу. Гематр знает, кто убийца. При необходимости он сможет отыскать эскалонца в любой момент.

Пусть уходит.

Брат доньи Энкарны пробежал мимо. За ним на полу остались блестящие темные капли. Дон Фернан был ранен – судя по бегу, неопасно.

Гиль Фриш обернулся к помпилианке, поймал ее жесткий оценивающий взгляд. Красотка смотрела не вслед беглецу, ее интересовал в первую очередь гематр. Будь на месте Эрлии обычная туристка, она бы ничего не заподозрила. Но от агентессы не укрылась рука гематра, нырнувшая в карман, а также состояние предельной сосредоточенности, снизошедшее на лицо Фриша. Она все поняла, она просто не успела отвести взгляд – и теперь знала, что лже-Галеви тоже все понял.

Пожалуй, блондинка справилась бы с эскалонским грандом без особых затруднений – голыми руками, не прибегая к парализатору. Фриш хорошо представлял, на что способна помпилианская разведка. С доном Фернаном справился бы и лопух Крисп – ему достаточно было бы прихватить эскалонца «на клеймо», превращая в раба. В итоге расчет победил не только у гематра, но и у Великой Помпилии: беглец никуда не денется. Найдем, если понадобится. Сейчас важнее Диего Пераль, а не раненый незнакомец, спешащий прочь.