Клинки Ойкумены
Шрифт:
Суммарным числом двадцать три несчастных случая.
Казалось бы, к чему подвергать людей риску перед соревнованиями? Комплекс был оборудован дорожками на любой вкус: бегай, не хочу! Тем не менее, каждый год находились тренеры, с упорством маньяков отправлявшие своих питомцев по опасному маршруту вдоль иззубренного гребня Тафари. Мар Дахан входил в их число. Расчеты старого гематра себя оправдывали: внимание и сосредоточенность, скорость реакции, способность к подвижному балансу, координация движений в условиях реальной опасности – этого на беговой дорожке не наработаешь.
Пятьдесят
Дахан добавил увеличение. Для съемки оно не годилось, но в дополнительных снимках тренер не нуждался. Фигуры людей, раньше угольно-черные, обрели цвета. Первой к вершине уверенно взбиралась Джессика Штильнер в оливково-зеленом костюме от «Nice». За ней, проворней горного козла, скакал с камня на камень улыбчивый крепыш Ванчай Пьябутр, уроженец Хиззаца. Ало-изумрудный наряд с голубыми вставками – цвета национального флага – превращал козла в попугая. Третий бегун… четвертый…
На пятом цветопередача очков дала сбой. Казалось, пятого с ног до головы облили смолой: черная шляпа, черная куртка с узкой талией, черные штаны, черные сапоги. Так одеваются в трауре – или если законом против роскоши предусмотрена смертная казнь, как наказание щеголям. Мар Дахан знал: подошвы у сапог кожаные. Пусть даже рифленые – все равно, им и близко не сравниться со стикопластом подошв спортивной обуви. Как он не скользит на гладком вулканическом базальте? Не падает? Диего Пераль не скользил, не падал – и упрямо не признавал синтетики. В этом эскалонец походил на хозяев Китты, чернокожих вудунов – те тоже предпочитали все натуральное.
Палец Эзры Дахана задумчиво погладил буковые перила балкона. Дерево на ощупь было гладким и теплым, несмотря на бодрящую утреннюю прохладу. Да, согласился гематр. У натуральных материалов есть преимущества. Возможно, так же дело обстоит с кожаными подошвами. В уме он мгновенно выстроил одиннадцать ситуаций фехтовального поединка, когда кожаные подошвы окажутся предпочтительней стикопластовых. Все ситуации легко моделировались, однако их вероятности колебались в пределах от нуля целых семи десятых до двух целых тридцати четырех сотых процента. Мар Дахан допустил, что не учел ряд факторов, и сделал себе заметку на будущее: обсудить вопрос с Диего Пералем.
За время его размышлений эскалонец успел продвинуться по тропе на два шага. При нынешнем увеличении изображение не отличалось четкостью; тем не менее, Дахан хорошо видел лицо Диего. Кожа покраснела от прилива крови, по щекам струились ручьи пота. Вспотел и лоб, соленая влага текла вниз, копилась в густых, сросшихся на переносице бровях. Грудь эскалонца вздымалась тяжело, но ритмично. Пераль держался вровень с группой, не сбавляя темпа. Гематр произвел очередной расчет, занявший у него четыре десятых секунды. Сейчас Диего Пералю тридцать пять лет. Средняя продолжительность жизни на Террафиме значительно ниже, чем на цивилизованных планетах. Плюс бурная юность, участие в боевых действиях, ранения, несбалансированное питание… По меркам Тишри или Эллула эскалонцу исполнилось примерно сорок девять лет. С другой стороны – хороший физический тонус, регулярные тренировки, высокая
Учитывая эти и ряд других поправок, выходило сорок четыре – сорок пять лет.
Диего Пераль бежал вместе с двадцатилетними. Старшему из спортсменов университетской команды месяц назад исполнилось двадцать четыре. Молодые, тренированные, в отличной форме. В обуви и одежде, куда лучше приспособленной для бега по пересеченной местности. В конце концов, помощнику тренера не требуется бегать кроссы со своими подопечными. На турнир в качестве участника сеньор Пераль не заявлялся, так что вполне мог бы честно спать еще полтора часа – или заниматься в щадящем режиме.
Диего Пераль бежал.
На миг он повернул голову в сторону мар Дахана и, казалось, встретился взглядом с тренером. Не родись Дахан гематром, он бы сейчас вздрогнул. У Диего было в точности такое же лицо, как два месяца назад, когда Эзра Дахан зашел проведать его в камере полицейского участка, а Пераль только что вернулся с допроса, где решалась его судьба – судьба свидетеля или подозреваемого.
– Вас били? – спросил мар Дахан.
– Нет, – ответил Диего.
И со странной гримасой добавил:
– Меня никогда не били палками. Сталью – да, но палками – нет.
Если бы в тот момент кто-нибудь спросил у Эзры Дахана, существует ли жизнь после смерти, гематр без колебаний ответил бы утвердительно. Любой мог бы в этом убедиться – достаточно было взглянуть в лицо Диего Пералю.
– Вы знакомы с убийцей?
– Нет.
– Возможно, он знает вас?
– Мне это неизвестно.
– Он что-нибудь сказал вам?
– Не знаю.
– У вас проблемы со слухом?
– Я не слушаю того, что мне говорят во время боя.
– Вы что-нибудь сказали ему?
– Не знаю.
– У вас проблемы с памятью?
– Случается, во время боя я кричу. И плохо осознаю, что именно.
– Как во время секса?
Молчание.
– У нас есть аудиозаписи.
Молчание.
– А если я скажу вам, что у нас есть и видео?
Молчание.
– Войдя в зал, убийца запер за собой дверь?
– Нет.
– Вы уверены?
– Да.
– Почему он не запер дверь? Согласитесь, логичней было бы запереть. Когда планируешь кого-то зарезать, это лучше делать наедине. Повторяю: почему он не запер дверь?
– Не знаю.
Инспектор Чо Гхи Мун отошел в угол, встал там, словно наказанный щенок. До этого он находился в непрестанном движении. Бродил вокруг свидетеля, как кот у миски со сметаной, не глядя, задавал вопросы; кивал невпопад. Парень нравился Чо Гхи Муну, выросшему в трущобах Рандумана. Он был похож на Забияку Фу, чьими стараниями у инспектора на лице остался ножевой шрам от виска к подбородку. Всякий раз, вспоминая Забияку, Чо Гхи Мун горевал, что пришлось сломать шею такому клёвому оторве. Пойти к пластическому хирургу и убрать шрам – для инспектора это равнялось предательству.