Клинок мертвеца

Скалл Люк

Генерал Савериан встал и вложил в ножны меч, братья обнялись.

— Созданное богами существо, которое атаковало наших сородичей в холмах Демонических Огней, подвергли Расплате, — сказал беловолосый командующий. — Гхолам уничтожен.

Принц Обрахим степенно кивнул.

— Как я понимаю, это был родич Горгоны и колосса. Ты предупреждал меня о них, брат. Предупреждал, что они могут угрожать даже нам, если бы их направили против нашей расы. Мне следовало вмешаться, когда боги еще только задумывали

выпустить их на этот континент.

— Еще одно подтверждение того, что наш священный поход необходим, — проскрежетал Савериан. — Человечеству не следовало позволять разрастаться без наблюдения. Их безнравственность стоила нам жизней двух сородичей. А теперь их безрассудство лишило нас еще семерых.

Эремул заметил, что лицо Моники приобрело отстраненный вид, ее глаза были неестественно пустыми. Он сжал ее руку, и она словно опять стала сама собой. Мужчины и женщины из Прибежища начали собираться вокруг площади, любопытство одерживало верх над страхом.

Нахмурившись, принц посмотрел на городских жителей, неуверенно подходивших к Крюку.

— Скажи мне, брат. Как идет завоевание этих мест, которые люди называют Благоприятным краем?

Савериан сердито стиснул зубы.

— Нам еще нужно пробить магический барьер, что Белая Госпожа возвела вокруг своего города. Разрушитель Миров должен был предложить решение этой проблемы.

Принц Обрахим поднял скипетр, и бриллиант сверкнул так ослепительно ярко, что Эремулу пришлось отвернуться.

— Посмотрим, сможет ли этот барьер противостоять мне, — провозгласил он. — Пойдем, брат. Я хочу ознакомиться с землей, которую мы покинули две тысячи лет назад.

Принц и генерал ушли с Крюка, остальные фехды медленно потянулись за ними, возвращаясь в свой анклав, который прежде был кварталом Знати Сонливии.

Эремул наблюдал за их уходом. Дождавшись, когда площадь покинули Айзек и Мелиссан, он повернулся к Монике.

— Ты в порядке? Ты кажешься какой–то отстраненной.

Моника сняла очки для чтения и попыталась сдуть с них пыль. Когда это не принесло результата, она попробовала использовать рукав, что лишь добавило на линзы сажи. Как и одеяние Эремула, ее одежда была покрыта толстым слоем грязи.

— Я тревожусь, любимый. Не хочу умереть в этом месте. Я отправилась на север из Тарбонна в поисках лучшей жизни. Я нашла здесь лишь невзгоды.

Эремул постарался не показать, какую почувствовал боль. «Ты нашла меня», — хотелось возразить ему. Но он понимал: этого недостаточно. Глупо было верить, что того, что он мог предложить ей, окажется достаточно навсегда.

«Нет. Есть кое–что».

Он сделал глубокий вдох.

— Возможно, мне удастся отправить тебя из города, — сказал он, глядя, как уходит Айзек,

и вспоминая уловку, которую применил, чтобы незаметно вывезти его, варвара Бродара Кейна и остальных его спутников из гавани в сходных обстоятельствах. — Мероприятие рискованное и потребует всей незначительной силы, которой я обладаю, но если я могу спасти одну жизнь, я хочу, чтобы она была твоей.

Моника смотрела на Эремула минуту, округлив глаза. Затем обняла его, спрятав лицо на его груди.

— Спасибо, — прошептала она. — Ты хороший человек.

— Я не уверен насчет «хороший», — ответил он серьезно. — Или даже насчет «человека». Но с учетом малочисленности получаемых мною комплиментов я приму то, что могу получить.

Моника захихикала, и, несмотря на то что она пахла не своими духами, а обладала сейчас выдержанным ароматом, как и остальные в Прибежище, Полумаг почувствовал в себе реакцию на ее присутствие. Собравшись с мужеством, сжав в кулак нервы, он пошел на решительный шаг.

— В восточной части Прибежища есть умывальная, обеспечивающая некоторое уединение. Возможно, сейчас подходящий момент, чтобы избавиться от накопленной городской грязи.

«О, черт, — подумал он. — О, черт».

Моника минуту поколебалась, а потом сказала:

— Спасибо, но я хочу вернуться и отдохнуть. Сейчас холодно, и мне не хватает уюта, который дают окружающие стены.

«Черт».

— Конечно, — ответил он с радостной и совершенно фальшивой улыбкой. — Пожалуй, и мне тоже страшно не хватает Рикера и Марда.

Развалины

— Коул. Коул! Проснись. Ты падаешь с седла.

Его серые глаза распахнулись, и Саша с беспокойством уставилась на друга. Он был сам не свой после возвращения из Раздробленных государств. По правде говоря, он был сам не свой со времени их болезненного расставания несколько месяцев назад, но теперь в его лице появилось еще что–то, возможно — стыд, который она время от времени замечала, когда он забывал о самоконтроле. Это ее тревожило. Она могла рассчитывать на Коула, только если он оставался Коулом. Он был ее швартовным тросом к берегу нормальности в условиях сбивавшего с толку шторма последнего года.

— Я помню это место, — сказал Коул. Он выправился в седле и посмотрел, нахмурившись, на сверкающие воды пролива Мертвеца слева от них. — Здесь причалила «Ласка». Я случайно уронил там в воду лютню Айзека.

— Случайно? Брось, Коул, признайся. Ты ревновал к нему.

— Ревновал? — повторил Даварус с обидой в голосе. — Я единственный, кто подозревал, что он представляет собой нечто большее, чем притворяется. Исчезнувшие не захватили бы Сонливию так легко, если бы я был рядом.