Клоака. Станция потери
Шрифт:
Дмитрий же показался мне одиночкой, которому не хочется отвечать за кого-то кроме себя. Он бы смог объединиться с Семеном, но вот Семен не смог бы пренебречь всеми нами. Вот такая вот мы разношерстная команда выживших счастливчиков.
— Давай!
Откуда-то со стороны слышится пронзительный свист. Громкий и задиристый. Так свистят люди, наблюдающие за чем-то веселым и захватывающим.
Оглядываюсь по сторонам и прислушиваюсь.
— Давай-давай! Так его, так!
А вот так уже говорят задиры, издевающиеся над кем-то слабым.
Мне удается определить, откуда исходит звук, но вот идти
Свист повторяется снова, и любопытство побеждает страх.
Пытаясь убедить себя в том, что на улице достаточно темно, и если вести себя тихо, то меня не заметят, я все же решаюсь посмотреть на этих свистунов. Может они вовсе и не издеваются ни над кем? Может, у них там вечеринка? И если это действительно так… Если они адекватные, то я смогу попросить у них помощи. Может, они в курсе, что происходит? Знают, где мы и как сюда попали.
С такими мыслями я дохожу до двора, из которого продолжают доноситься громкие звуки. И прячась за горой какого-то мусора, насчитываю семерых. У троих в руках самые настоящие факелы, освещающие детскую площадку, на которой они собрались. Один мужчина находится посередине, в образованном остальными кругу и…
Закрываю глаза, прячась и плотно прижимаясь к холодной стене дома.
Они не издеваются над ним. Так даже самые отмороженные хулиганы в самом опасном и деградировавшем районе города ни над кем не издеваются. Они его изводят. Как животное, приведенное в специальное для убоя место. Пинают, тыкают палками, пугают огнем от факелов. Они убьют этого мужчину. Я в этом даже не сомневаюсь.
Еще раз осторожно выглядываю и приглядываюсь к «жертве».
Хоть бы он не был кем-то из «наших». У этого мужчины точно не рыжие волосы. И он довольно тощий и хилый. Чувствую облегчение от того, что не узнаю в нем никого из своих попутчиков. Странно, конечно, но желания выбежать вперед и спасти его у меня не возникает. Наверное, я не рождена альтруисткой.
Один из забияк, переминаясь с ноги на ногу, кричит истерическим визгом, призывая остальных быстрее «кончать урода, а то холодно, как в морозильнике».
— Да сколько ж можно?!
Недовольный тем, что никто из товарищей — если они, конечно, ему товарищи — не собирается прекращать эту вакханалию, он берет инициативу в свои руки и прекращает страдания этого несчастного мужчины. Еще чуть-чуть он возится над его телом, будто что-то ищет и, вероятнее всего, найдя нужный предмет, подает сигнал остальным о прекращении «банкета».
Я опять прячусь за углом, сползая вниз по стене и садясь на корточки.
Тошнит не то от голода, не то от увиденного, ведь на моих глазах только что убили человека. Скорее всего, ни за что. Просто ради баловства и веселья. Что же это за место, в котором людей убивают во дворе жилых домов, особо не скрываясь, а даже наоборот, шумя и привлекая к себе внимание? В голове никаких дельных мыслей. Ноги начинают затекать. Обувь промокла и теперь, ко всему прочему, я еще и замерзаю. Телефон… Вытаскиваю из кармана телефон и смотрю на экран. Уменьшаю яркость. Батареи шестьдесят три процента. Связи нет.
Но где здесь спрятаться?
Стучаться в двери и просить впустить меня переночевать? Да кто мне откроет? Я бы никому не открыла. Просто забиться в угол в каком-нибудь подвале и ждать утро? В подвал так просто еще и не попадешь. Чердак? Тоже везде замки висят. Когда я, перед сном, представляла себя в такой ситуации, то местами моего импровизированного ночлега всегда становились магазинчики и аптеки. Может, попытать удачу с ними? Продуктовые точно должны быть в каждом…
— Ты еще что за фигня?..
От заданного вопроса сердце в груди сжимается от страха.
Медленно поднимаю взгляд наверх. Один из тех задир стоит рядом, возвышаясь надо мной, а его руки буквально зависли в нескольких сантиметрах от ширинки. Кажется, я помешала ему справить нужду.
— Я… Н-ничего…
Поднимаюсь, неотрывно следя за его дальнейшими действиями. Нужно бежать. Даже если он не собирается звать остальных — нужно бежать.
— Эй! Здесь!..
Срываюсь с места и бегу, куда глаза глядят.
Темнота — друг молодежи. Так обычно говорили в бабушкиной деревне, когда вечером отключался свет. В темноте все выглядит намного романтичнее и страшнее, чем при свете дня или при свете ламп. Насчет романтики ничего сказать не могу, а вот страх, окутавший меня, и правда сильнее, чем прежде.
В домах нет света: ни в квартирах, ни над козырьками подъездов. Но мне кажется, будто за мной отовсюду наблюдают. Это паранойя? Или люди, в самом деле, сидят наверху и смотрят на меня, как на что-то диковинное и странное? Или же как на что-то забавное? Мне кажется, что меня преследуют. Я не могу обернуться, чтобы посмотреть, правда это или нет, потому что боюсь запнуться и упасть. А падать никак нельзя. Я потеряю драгоценное время. Потеряю преимущество.
— Вон она!
Я бегаю быстро, но надолго меня не хватит. Нужно спрятаться. Нельзя оставаться на улице.
Забегаю в первый попавшийся подъезд.
Внутри темно и сыро. Запах сырости очень сильный. Еще пахнет мокрой штукатуркой, будто недавно прошел ливень и теперь весь домовой подвал полон воды. В этом доме на первом этаже нет квартир. Только почтовые ящики. Поднимаюсь выше. На площадке четыре двери: две смотрят на лестницу, две, расположенные по бокам, друг на друга. Лифта нет. Кажется, это обычная, старая пятиэтажка.
Стучу в первую квартиру. На ней нет номера.
Коврика, кстати, тоже нет.
— Пожалуйста, впустите.
Прислушиваюсь.
В квартире тихо. Неужели никого нет? Или же спят? Стучу во вторую квартиру, потом в следующую, и опять то же самое. Тишина. Поднимаюсь на следующий этаж. Третий. Одна дверь. Вторая, третья, четвертая. Тишина. Никого нет.
Внизу скрипит подъездная дверь.
Я замираю, прислушиваясь.
— Найди ее! Наверняка неофит.
Это он меня так обозвал?.. Слово какое-то знакомое… В какой-то книжке его использовали…
— А кто ж еще? Другие по ночам не шастают! — отвечает кому-то мой преследователь.