Клоака. Станция потери
Шрифт:
— А я разве смеялся? — спрашивает Костя, протягивая мне руку. — Кто первый?
— А есть сомнения? — отвечаю я вопросом на вопрос и беру Костю за руку. — Там что, правда, выход?
— Да.
Бум. Бум. Бум.
— Поторопимся. Может, на этом наша удача закончится.
Несмотря на наш шутливый разговор, внутрь «шкафа» я захожу первой. Костя же, прикрывая мою спину, остается чуть позади, закрывая за нами дверь. Через некоторое время, когда мы проходим, по меньшей мере, метров сто, я перестаю слышать шум, издаваемый горожанами, а Костя, оказавшийся впереди
— Что это за место? — шепотом спрашиваю я у него, крепко держа его за куртку. — Ты уверен, что можно пользоваться фонариком?
— Нет, — так же тихо отвечает мне Костя. — Но идти в полной темноте у меня желания еще меньше.
Прелестно. Просто прелестно.
— Так что это за подвал?
— Неверно подметила. Я бы назвал это не подвалом, а бесполезным бомбоубежищем.
А-а?..
— А ну еще раз, — прошу я его. — Бомбоубежище? В смысле? То, в котором прячутся от бомб?
Под обычным домом?
— У тебя скудный словарный запас, — произносит Костя, вряд ли желая задеть меня подобным обвинением. — Бомбоубежище — защитное сооружение, объект гражданской обороны, предназначается для защиты укрываемых от фугасного и осколочного действия авиабомб и снарядов, обломков разрушенных зданий и отравляющего действия ядовитых газов.
— Спасибо, ходячий учебник по ОБЖ, но меня немного не это интересует. Зачем под землей бомбоубежище? То есть, я имею в виду, мы ведь находимся на территории нашей страны, под огромным городом, в котором проживает десяток миллионов человек. Да Клоака сама по себе бомбоубежище!
— Щ-щ! — шикает Костя. — Меньше эмоций.
Он светит на стену, и я разглядываю нарисованную на ней стрелку.
Мы идем в правильном направлении. Вот только куда именно мы идем?
— Я в таком «подвале» уже бывал. Один раз нечаянно забрел, пока мародерничал.
— Это было до того, как ты сбежал, или после?
И вообще, кого он здесь собирался обокрасть?
— До. Я забрался в дом, похожий на этот, и искал то, что могло нам пригодиться. Как и ты, я решил что этот… Как ты там его назвала? «Шкаф»? Я тоже решил, что это место для хранения всякой противопожарной лабуды. Но когда открыл… Это же был настоящий Клондайк! В общем, под некоторыми домами есть такие убежища. Они разделены на несколько комнат и… В них даже было чем поживится. В основном консервы всякие и медикаменты.
— Я так понимаю, этот подвал уже обчистили?
Костя освещает все вокруг.
— Да. Думаю да. Я же не единственный, кто выходил в город на поиски нужных безделушек. Но суть сейчас не в этом.
А в чем же?
— А в том, — продолжает Костя, — что мы можем выбраться отсюда на улицу.
— Какой толк в убежище, если у него два входа?
— Два входа, значит, и два выхода. Два пути отступления. Запомни, Нефрит, у всего есть аварийный выход.
Запомню.
— Я уже не неофит, — говорю я, ощутив, как потяжелело запястье.
Но я и не душегуб.
— Стой.
Костя останавливается, рукой преграждая мне дальнейший путь.
— Слышишь?
Я прислушиваюсь.
Бам. Бам. Бам.
Это… Этот звук… Такой знакомый.
Бам.
И воздух становится заметно свежее.
— Дождь, — произношу я, вспоминая этот звук. — Мы почти у выхода?
— Да.
Костя берет меня за руку и ускоряет шаг. Мы повернули один раз. Потом еще раз. И опять. Я видела стены небольшого туннеля, по которому мы идем. Значит, мы покинули комнаты самого убежища? В голове ярко всплывает нафантазированная мною карта. Конечно же, в любом жилище есть входная дверь, коридор и комнаты. Чем же бомбоубежище от него отличается?
Вскоре надобность в фонарике отпадает. Люк, ведущий наружу, и так открыт, и белый свет с легкостью попадает в сырое и темное помещение.
Отпустив мою руку, Костя снимает с плеча автомат и просит меня немного подождать, забираясь по скользкой лестнице, сваренной из прутьев, наверх.
Я стою под самым люком и смотрю на свет, морщась от попадающих на лицо капель. Капель… Дождь. В парке ужасно жарко. Но я сваливаю это на собственное плачевное состояние.
— Все чисто.
Костя заслоняет от меня свет и протягивает мне обе руки, помогая мне выбраться из-под земли. Стоит мне только выдохнуть скопившийся в легких воздух, как перед собой я вижу небольшое облачко белого цвета.
На улице теплее, чем прежде.
— Сезон сменился, — говорит Костя, принимая оборонительную позицию. — Я такое уже видел.
Мы вылезаем посреди какого-то парка. Вдалеке виднеются высокие дома, а позади нас проходит железная дорога, по которой, я в этом нисколько не сомневаюсь, я и попала в Клоаку. Возможно, именно здесь Семен и Тихоня сошли с поезда, а я отправилась дальше, в сторону конечной станции.
Но кое-что привлекает мое внимание куда сильнее, чем дома и елки. Стена. Ее я видела со склона, на который меня отвел Костя при первой встрече.
— Что за ней? — спрашиваю я у него.
— Не знаю. — Костя указывает в противоположную от «железки» сторону. — Лагерь там. Идти минут тридцать.
— Пойдешь со мной?
— Конечно, — без капли сарказма отвечает Костя. — Я должен довести тебя до лагеря, но дальше… Тебе придется выкручиваться самой. Князь наверняка провел перекличку, чтобы понять, кого не стало. Кто сбежал. Кого убили. Кто убился.
— Убился?
— Жетоны нужны всем, а темнота друг не только молодежи.
Мы выбираемся из парка. Стена с железной дорогой остаются позади. Дождь усиливается. Я насквозь промокаю, волосы теперь походят на страшные сосульки, а прилипающие к бедрам джинсы хочется стянуть с ног как можно скорее. Костя же только тяжело дышит, но идет рядом со мной, как и полагается любителю ОБЖ и огнестрельного оружия: с высоко поднятой головой и бегающими от одного дерева к другому глазами.
— Ты пытался найти выход, идя по путям? — спрашиваю я, стараясь не стучать от холода зубами.
— Пытался. И в одном и в другом конце вход в туннели. Глубокие. Я туда сунуться не рискнул.
И это правильно.
— А что насчет этой стены? Не пытался обойти ее?
— За день не получается, а оставаться ночью на улице, пусть и вдали от домов… Это не лучшая затея для того, кто пытается выжить.
— А если поделить стену на участки? Вдруг где-нибудь найдется спасательная дверь?