Клоака. Станция потери

Муссен Анна

— Ну… Что-то такое слышала.

Правда я не уверена в том, что фраза звучала именно так.

— Вот представь, что есть в Клоаке место, которое способно сойти за сердце. И там сосредоточена вся его «жизнь». Если с «сердцем» что-нибудь случится, то всему городу придет конец. А в нашем случае конец с цокотом прибежит и всех передушит.

— Князь пытается найти это самое «сердце»?

— Да. «Сердце» — это генератор, снабжающий Клоаку электричеством.

— Почему Князь не знает, где он? Если он тут главный, то, наверное, жил в Клоаке до того, как…все

закончилось.

Или началось.

И вообще, почему никто не знает, где это самое «сердце города»? Если поразмыслить, то такого ведь быть не может… Чтобы совсем никто не знал.

— Он местный, это правда. Но как я слышал, он не имел в городе никакого влияния. Был среднестатистическим жителем, как и остальные. Даже не работал на каком-то супер важном объекте, чтобы владеть нужной для нынешней ситуации информацией.

Понятно. Князь — дорвавшийся до власти простак. Хотя «простак» не совсем правильное определение, если он смог сплотить вокруг себя людей, делать вылазки на поверхность и красть ни о чем не подозревающих жителей мегаполиса на поверхности.

— Он ищет генератор, чтобы подобных, как сейчас, ситуаций не возникало, — прихожу я к столь простому выводу.

Но от чего работает сам генератор? От топлива? Тогда его должен кто-то заливать. Не было же здесь нескончаемого запаса бензина.

— Именно.

Ненадолго мы замолкаем.

Я не вижу Костю, но слышу, как он дышит. Внутри квартиры, пусть и без света, я чувствую себя в безопасности. К тому же в помещении сухо и относительно тепло, а за то время, что я провела на улице, я успела замерзнуть.

Хрущу пальцами в ботинках, потом пальцами на руках. Мама говорила, что это нервное. Возможно, она была права.

Интересно, как они там? Что думают о моем исчезновении? Папа наверняка позвонил дяде Юре, нашему соседу и бывшему начальнику местной дежурной части, располагавшейся недалеко от моего дома, чтобы тот поднял бывших сослуживцев с насиженных мест и отправил их на мои поиски.

Даже стыдно немного…

Родители знали, с кем я собиралась гулять. Поэтому первым делом дядя Юра должен был отправить какого-то парнишку-дежурного к Эльке и Шурке. Но чем они могли помочь? Да, они рассказали о нашей ссоре в метро. В этом я даже не сомневаюсь. Сказали о том, что мы разошлись. Ну а дальше-то что? Полиция, конечно, имеет право запрашивать и просматривать записи видеонаблюдения в метро. Но чем эти записи им помогут? Они увидят, как я захожу в вагон, и на этом все закончится. Я из поезда не вышла. И никто, кто ехал со мной, тоже.

— Слушай, а как они угоняют поезда? — спрашиваю я. — В вагонах ведь столько людей…

Костя поначалу мне ничего не отвечает, а потом я слышу, как он сползает с подоконника и усаживается рядом. Наши плечи соприкасаются, и от этого мне становится спокойнее. Все же люди — существа социальные. Не важно, как глубоко мы увязнем в какой-нибудь гадости и на каком дне окажемся, если рядом с нами будет кто-нибудь еще, то мы все преодолеем.

Прозвучало как предвыборный лозунг…

— Я не знаю, как они это проворачивают, —

отвечает он. — И я не знаю, кто и как оправдывается перед родственниками тех, кого увезли в Клоаку…

Перед родственниками?..

А ведь и правда. У тех, кто пропал, есть семьи. Когда их родные не возвращаются домой, что они должны были сделать? Написать заявление в полицию. Жаждущие помогать полицейские попросили бы трясущихся от страха и переживаний граждан подождать положенные три дня и только после этого, если любимые не вернутся, обращаться с тем самым заявлением в их адрес…

Ну и ладно. Подождем три дня.

Люди домой не вернулись. Что дальше?

А дальше уже пойдет работа. Выезды, опросы и допросы, просмотр тех самых видеозаписей, отслеживание мобильников и так далее и тому подобное. Толку от этих поисков, правда, не будет. Как полицейские будут оправдываться?

«Человек устал от своей жизни и попросту сбежал из дома и от семьи», — сказали бы они по телевизору и написали бы об этом в своих рапортах.

Такое могло бы прокатить для нескольких пропавших, но как оправдываться, когда исчез целый поезд? Что-то здесь было не так… У нас скандалы поднимаются, когда в Сеть заливают видео о жестоком обращении с животными, а тут целый поезд! Каждые три месяца! В одном и том же метро!

О таком невозможно умолчать самому и заставить молчать других.

— Как твой брат мог узнать о том, где ты?

Костя молчит.

Может, он не хочет рассказывать о себе, а я лезу не в свое дело? Или же он обдумывает свои слова и не знает, с чего начать рассказ?

— Ты ведь пытался выбраться из Клоаки все это время, да? Два года. Как…

— Ты задаешь мне много вопросов, Нина.

Кажется, мне это уже кто-то говорил.

— Потому что только ты можешь мне ответить и… Если мы узнаем друг друга получше, то в дальнейшем довериться друг другу будет проще.

— Разве я не говорил, что не собираюсь узнавать тебя «получше»? — спрашивает Костя, и я могу расслышать в его голосе насмешку.

В прошлый раз эта фраза звучала жестче. В этот же раз он явно не против близкого знакомства.

— Говорил, но… Кажется, будто это было давно.

Какая заезженная фраза.

— Ты ведь пытался сбежать из Клоаки с кем-то, верно? Но тот, с кем ты планировал побег, украл твои жетоны и сбежал без тебя. Я же все правильно поняла?

— О том, что ты смышленая, я тоже уже говорил? — спрашивает Костя, и мне кажется, что он дотрагивается рукой до своей шеи.

— Говорил, — говорю я. — Сама удивляюсь тому, какой я, оказывается, могу быть умной.

Костя негромко смеется, а потом, глубоко вздохнув, произносит:

— Так хочется узнать обо мне?

— Да, — честно отвечаю я, и только потом понимаю, как двусмысленно прозвучал его вопрос.

Хорошо, что было темно. Очень хорошо.

— Ладно… Раз уж заняться тут больше нечем.

Костя еще немного молчит, а потом начинает свой рассказ.

Седьмая смена — Чужая история